Американец и его жена взяли малыша на свое попечение; покойный брат в завещании назначил сестру опекуншей своего единственного сына а в случае смерти ребенка состояние переходило к сестре.
Спустя шесть месяцев ребенок умер; поговаривали, что с ним дурно обращались и не уделяли бедняжке должного внимания. Соседи утверждали, что по ночам слышали детские крики. Хирург, осмотревший тело, объявил, что организм истощен, словно вследствие недостаточного питания, а руки и ноги покрыты синяками.
Складывалось впечатление, что однажды ночью ребенок попытался бежать, прокрался на задний дворик, попытался взобраться по стене, в изнеможении упал и утром был найден на камнях уже при смерти. Но хотя доказательства жестокого обращения нашлись, доказательств преднамеренного убийства не обнаружилось; тетка и ее муж оправдывались в собственной жестокости, ссылаясь на исключительное упрямство и скверный нрав ребенка, объявленного ими полоумным.
Как бы то ни было, по смерти сироты тетка унаследовала богатство брата.
Но не истек еще первый год со дня свадьбы, как американец внезапно покинул Англию и более туда не возвращался. Он приобрел корабль; спустя два года судно затонуло в Атлантическом океане. Вдова осталась владелицей изрядного состояния, но в силу разных причин понесенные убытки вскорости исчерпали капитал; лопнул банк, прогорело капиталовложение, она занялась мелким бизнесом и разорилась окончательно; затем пошла в услужение, опускаясь все ниже и ниже, от домоправительницы до «прислуги за все» и нигде подолгу не задерживаясь, хотя ничего определенного ей в вину не вменялось. Ее считали женщиной рассудительной, честной и на удивление молчаливой; однако несчастья словно преследовали ее. Так она дошла до работного дома, откуда и забрал ее мистер Дж., поместив в тот самый особняк, который она снимала как хозяйка в первый год своего замужества.
Мистер Дж. добавил, что один, без спутников, провел час в необставленной комнате, которую я убеждал уничтожить; и ощущение ужаса оказалось настолько реальным, хотя ни взгляд, ни слух не различали ничего особенного, что он твердо вознамерился, последовав моему совету, оголить стены и разобрать полы. Он нанял рабочих и собирался приступить к делу в любой удобный для меня день.
Итак, день был назначен.
Я прибыл в дом с привидениями; мы вошли в глухую, заброшенную комнату, отодрали плинтуса, а затем разобрали пол.
Под балками, заваленными мусором, обнаружилась потайная дверь достаточно большая, чтобы прошел человек. Дверь была намертво заколочена при помощи железных скоб и заклепок. Избавившись от них, мы спустились в нижнюю комнату, о существовании которой прежде не подозревали. Окно и вытяжная труба, заложенные кирпичами, судя по всему, не открывались вот уже много лет.
При свете свеч мы осмотрели помещение; в нем до сих пор сохранилась кое-какая полуразвалившаяся мебель три кресла, дубовая скамья-ларь и стол все в стиле восьмидесятилетней давности. У стены притулился комод, в котором мы обнаружили полуистлевшие старомодные предметы мужского туалета, что лет восемьдесят или сто назад носили джентльмены из высшего общества: дорогие стальные пряжки и пуговицы, вроде тех, что и по сей день украшают придворные костюмы, изящная парадная рапира; в кармане камзола, что некогда был богато отделан золотым кружевом, но теперь поблек и потемнел от сырости, мы нашли пять гиней, несколько серебряных монет и билетик цвета слоновой кости, возможно, на какой-нибудь званый вечер, давно канувший в небытие.
Но главным нашим открытием стал привинченный к стене железный сейф; над его замком нам пришлось изрядно потрудиться. В сейфе обнаружились три полки и два небольших выдвижных ящика. На полках выстроились хрустальные флаконы, герметически закупоренные.
В них содержались бесцветные летучие масла, о природе которых могу сказать только, что это были не яды; в состав некоторых входили фосфор и аммиак. Там же нашлись затейливые стеклянные трубочки и крохотный заостренный железный жезл с внушительным набалдашником из горного хрусталя и еще один из янтаря а также магнит исключительной силы.
В одном из ящиков мы обнаружили миниатюрный портрет, оправленный в золото и на удивление хорошо сохранившийся, учитывая, сколько лет он пролежал в сейфе: краски нимало не поблекли.
На портрете был изображен мужчина в возрасте, возможно, сорока семи или сорока восьми лет. То было примечательное лицо на редкость выразительное лицо!