— Нет, — сказал он, запоминая её черты, каждую деталь её внешности. — Если только ты не можешь объяснить мне, на что я сейчас смотрю.
— Боюсь, что я не могу этого сделать, сэр, — всё также вежливо ответил ИИ.
Ник хмыкнул, кивнул и снова положил обе руки на руль.
— Тогда ничего больше, — сказал он. — Спасибо, Гертруда. Сейчас я покидаю этот район, но отошли эти снимки в 17-й, как я уже сказал, — и тут он по наитию добавил, — и в мою гарнитуру, если можно. Я хотел бы взглянуть на них, прежде чем вернусь на службу.
— Как пожелаете, сэр, — ответил голос, такой же бодрый и металлический, как и прежде. — Всего хорошего, детектив Наоко Танака Миднайт.
Ник не потрудился ответить, но слегка нахмурился, когда она назвала его полным именем.
Это какой-то новый протокол о вежливости?
Пожав плечами, он снова посмотрел на картину на кирпичной стене, взглянул на девушку в последний раз, прежде чем взреветь двигателем и снять ногу с тормоза.
Он уже совсем собрался покинуть это место, но тут опять нажал на тормоза, заметив фигуру, смотрящую на его машину из тени за кирпичной стеной.
Ник снова заставил машину вильнуть и резко остановиться.
Он просто держал машину на холостом ходу, пытаясь получше разглядеть силуэт.
Если бы солнце ниже опустилось по небу или если бы эта часть дороги была защищена от солнечных лучей больше, чем, скажем, совсем не защищена, Ник бы вообще вышел из машины.
Он подошёл бы к мужчине, стоящему там, и попытался бы заговорить с ним. Во всяком случае, он спросил бы его о фреске и девочке, которую она изображала.
Но солнце било прямо в его тёмно-зёленый с белыми гоночными полосами Mercury Cougar Eliminator 428 Super Cobra Jet 1970 года, целясь в тонированное стекло со всей силой, жаром и уверенностью полудня.
Внутреннее купольное солнце Нью-Йоркской Охраняемой Зоны было спроектировано так, чтобы почти точно имитировать настоящие солнечные лучи, делая их достаточно прямыми и достаточно горячими, чтобы Ник не хотел даже опускать окно и звать другого мужчину.
Он поймал себя на том, что гадает, ответит ли тот ему, если он позовёт.
Кто бы он ни был, он стоял прямо внутри осыпающегося проёма, когда-то бывшего окном, в остатках этих руин, похожих на отдельно стоящие стены. Окно находилось всего в шести метрах позади того места, где кто-то покрыл стену пугающе реалистичной фреской, которая изображала взрослых людей, убегающих от той, что походила на ребёнка-видящего.
Теперь, когда он оказался ближе, Ник поймал себя на мысли, что большая часть здания выглядит так, будто его уничтожил танк или, возможно, бомба. Учитывая район города, это, вероятно, сделали боевые силы видящих, Армия Воскресших Падших (А.В.П.).
Это была чертовски странная мысль.
Ник уставился на стоящий там силуэт.
Что-то в его неподвижности тревожило Ника.
Может, вампир?
Теперь, когда он почти видел лицо, Ник мог поклясться, что незнакомец не пялится на его машину в отличие от большинства людей, которых Ник видел здесь. Вместо этого он, казалось, смотрел прямо на него, то есть, на самого Ника.
Через несколько секунд Ник ещё больше в этом убедился.
Тот смотрел на него во все глаза.
Когда долговязая фигура слегка отодвинулась в сторону, сделав более заметной саму себя в оконном проёме, и стала видна его кожа, поцелованная солнцем, Ник понял кое-что ещё.
Мужчина, стоявший там, был одет в серую безрукавку с капюшоном.
Теперь, когда Ник смог разглядеть его очертания в прямоугольной оконной раме, он был похож на мужчину, скорее всего на человека, учитывая разноцветный водоворот татуировок, покрывающих почти всю внешнюю сторону левой руки мужчины.
Как и серая толстовка, узор татуировок был жутким в своей знакомости.
Это должен быть он.
Таинственный вуайерист Ника — должно быть, тот самый художник, которого он видел на записи камер видеонаблюдения, когда тот две недели назад рисовал фреску в Бронксе.
Что, чёрт возьми, вообще происходит?
Пока Ник смотрел, у него снова возникло искушение выйти из машины.
Оглядев заднее сиденье, а затем подумав о том, что у него имелось в багажнике, он понял, что действительно не может этого сделать. Полоска открытой земли между ним и покрытым татуировками человеком была слишком длинной.
И всё же он сидел, напрягая мышцы, пытаясь принять решение.
Мог ли он рискнуть и потерять его?
Всё это было невозможным.
Это просто… невозможно.
Как он выбрался из Котла, чтобы написать эту фреску?
Неужели у него действительно есть пропуск, чтобы пройти через ворота? Если так, то это отличает его от всех остальных обитателей Котла, с которыми Ник когда-либо сталкивался.