В груди родилась тоска. Острое, почти необоримое желание устремиться в глубокую ночную синь, оставив далеко внизу и замок, и деревню, и лес. Откуда это во мне? Грусть по тому, чего я никогда не знала?
Пальцы гладили осколки лунного света. Взгляд тонул в серебристой вуали, накинутой на кривую иву у русалочьей заводи.
Наверное, в эту волшебную ночь русалки резвятся, заманивая в камыши редких прохожих — а последние и рады стараться. После чего в заводи появляется новый русаленок, а виновнику сего знаменательного события частенько приходится спасаться бегством от разъяренной супруги — хорошо осведомленных доброжелателей в округе полным-полно…
Вздохнув, я отвернулась от окна. Созерцать эту хрупкую красоту весенней ночи просто не осталось сил. Пропади все пропадом! Не лучше ли подумать о предстоящей свадьбе?
Я вздохнула еще раз. Король Эльфир, н-да. Все, что я слышала о своем будущем муже — это то, что он был невыразимо прекрасен, как Светлый лес в лучах восходящего солнца. Воображение спешно дорисовало недостающие детали портрета: высокий лоб, миндалевидные глаза чистого зеленого цвета, опушенные густыми золотистыми ресницами, нежный румянец на фарфоровых щеках, красиво очерченные губы. Наверняка ни бороды, ни усов Эльфир не носил — а вот длинные, ниспадающие волнами кудри цвета спелой пшеницы — это пожалуйста. Ну, и миленькие острые ушки, выглядывающие из-под непокорных прядей.
«Всевышний, и как мы будем с ним выглядеть вдвоем, когда пойдем к алтарю?»
Я зажгла две свечи, поставила их на стол — драгоценностям пришлось потесниться — и взялась за зеркало. Из мутноватых глубин на меня печально взглянула бледная и взлохмаченная особа с припухшими от недавних слез веками. Я пригладила пальцами волосы, попыталась улыбнуться — вместо величественной улыбки будущей королевы эльфов получился злобный полубезумный оскал.
«Нет, так совсем никуда не годится».
Поднявшись, я добралась до кувшина с водой, поплескала себе в лицо. Затем слегка пощипала щеки и губы, чтобы кровь прилила — а в довершение ко всему достала щетку и расчесала волосы, так, чтобы они локонами рассыпались по плечам.
Зрелище получилось вполне сносное: теперь девица в зеркале выглядела не столь измученно, золотистые искорки прыгали в тяжелых каштановых прядях, огоньки свечей отражались в больших темных глазах. На самом деле глаза у меня карие, но ночью кажутся почти черными — так уж получилось.
Я ухмыльнулась отражению, пытаясь придумать обольстительную улыбку. Все дело в том, что в моем замке и окрестностях обольщать было некого; Этьен — тот и вовсе не нуждался в подобных женских хитростях. Вот и приходилось тренироваться перед зеркалом. Эльфы — они народ утонченный, а уж король эльфов — наверняка самый изысканный из всех…
И тут в дверь осторожно постучали.
— Агнесса, детка, к тебе можно?
Голос матушки слегка дрожал.
Это было плохо, очень; я вдруг представила, что она сейчас войдет, вся заплаканная, обнимет меня, в последней попытке защитить от всевозможных неприятностей, который так и норовили свалиться на мою голову — и тогда… Уж точно мы просидим, рыдая, до рассвета.
— Входи, мама.
Я не стала гасить свечи, только зеркало убрала.
Дверь распахнулась, и в комнату, подобно маленькому урагану, ворвалась моя дорогая родительница. К моему вящему удивлению, на ее круглом личице, не было и следа пролитых слез — одно довольство.
Матушка еще не успела раздеться на ночь, на ней было привычное серое платье и ажурная шаль цвета морковки. Голову украшал белый накрахмаленный чепец, из-под которого выбивались упрямые кудряшки и падали на лоб, а матушка сердилась и постоянно дула на них, чтобы не мешали.
— Дорогая! — она порывисто прижала меня к пышной груди, — я так рада за тебя! Так рада!
— Мм… — неопределенно промычала я. Похоже, все они были в сговоре: и папа, и мама, и сестрицы, возжаждавшие подарков.
Матушка расцеловала меня в обе щеки, усадила на край кровати — а сама, шелестя юбками, принялась энергично расхаживать по спальне.
— Это такая честь для всех нас, выдать тебя замуж! — бодро произнесла она. Слова сыпались как горошины, — благодарю Всевышнего за такую-то милость!
— Ты так хочешь выдать меня замуж, что готова отправить даже к эльфам? — осторожно поинтересовалась я.
Мама на секунду остановилась и посмотрела на меня оценивающим взглядом. Затем пожала плечами.
— Дорогая, если бы ты имела шесть дочерей, о чем бы еще ты думала?
Воцарилось молчание.
Наверное, мама была права.
— Ну, лапонька, не раскисай, — она потрепала меня по плечу, — подумай сама. Что бы ты имела, останься здесь? Вот это серенькое платьице, старые башмаки и какого-нибудь плохонького мужа из соседей. Лет через десять у тебя был бы выводок босоногих ребят, и ты бы мечтала о магическом посудомоечном механизме. В конце концов спящих принцев не хватает на всех, уж ты-то должна это понимать. А так — у тебя будет все, что только пожелаешь. Экипажи, туалеты…
Тут ее фантазия иссякла, и матушка умолкла.
— Папа сказал, почему я должна выйти замуж за эльфа, — пробормотала я.
— Сказал? Тем лучше, — она решительно махнула рукой, — но вообще-то я пришла поговорить с тобой не об этом.
Это было сказано столь значительным тоном, что я протестующее замотала головой.
— И не об этом, — грозно сверкнув очами, молвила матушка.
Ее рука ловко нырнула в карман передника, а через мгновение передо мной на толстой цепочке блестел золотой медальон.
— Что это? — я подозрительно уставилась на вещицу. Под ребрами сладко кольнуло, словно в предвкушении древней и страшной тайны, которая могла крыться в самой обычной драгоценности. — Я никогда его не видела раньше.
— Открой и посмотри, — загадочным тоном, который я терпеть не могла, молвила мама.
На ощупь он оказался холодным — слишком холодным даже для металла. Я поднесла золотой круг к свету, нажала крошечную пружинку и уставилась на собственный портрет.
Ох, все-таки не совсем на собственный. Но сходство было ошеломляющим.
Каждая семья имеет свою, пусть и очень маленькую — но тайну. Вот, например, наши соседи, граф и графиня. Считалось, что в юности женушка нашла своего будущего супруга в страшном, затерянном в лесу замке — да к тому же, в образе ужасного чудовища. Полюбив пугало за добрый нрав и благородство души, она вышла за него замуж, чары рассеялись, после чего счастливая чета перебралась жить в наше королевство. Год тому назад графиня свернула себе шею, упав с лошади. Граф, как водится, не перенес горя и запил — тут-то и поползли из облюбованной им таверны странные слухи. Якобы вовсе не он был чудовищем, а его покойная супруга, и что именно его любовь сняла злые чары. Кто-то наивно спросил, мол, зачем же вы, граф, женились на страшилище? Ведь столько невест было вокруг, да одна краше другой. Несчастный только пожал плечами — «А попробовал бы я тогда на ней не жениться!»
Или, вот, другое семейство. На вид — люди как люди.
Они выглядели любящими супругами ровно до тех пор, пока не появились в наших краях королевские гвардейцы и агенты из службы тайного сыска. Потом баронская чета исчезла бесследно, а по всей округе вновь поползли зловещие слухи о том, что сам барон был оборотнем, обожающим глодать окорочка невинных девиц, а возлюбленная его — знаменитой разбойницей в Алом Плаще. Когда-то, еще до моего рождения, они случайно встретились в лесу; боевитая деваха оказалась не по зубам оборотню — и тем самым навсегда пленила его зачерствевшее волчье сердце. Честно говоря, я никогда не понимала, как можно без малого два десятка лет прожить бок о бок с чудовищем, которое не переставало изредка баловать себя нежным мясом девственницы. Но раз уж знаменитая Дама в Алом Плаще предпочла его всем прочим ухажерам, наверное, что-то было в этой постоянной близости к убийце.