Принц тоже соизволяет бросить на меня взгляд.
— С кожей что? — брезгливо цедит вдруг он. — Не больная?
— Н-нет, — сглатываю я. — С рождения такое… такая.
Дальше Его Высочество отворачивается, а я беспомощно разглядываю свои колени. Нет, вряд ли в постель — нашёл бы себе нормальную, красивую, а не рябую-конопатую…
Едем мы недолго, я не успеваю извести себя тревожными выматывающими мыслями. Зато звуки колоколов уже не слышны. Мы остановились на пустыре, у какого-то двухэтажного тёмного поместья без ограды, парка или сада, приземистого и угрюмого — в отличие от большинства зданий Льерии, неспроста прозванной «высокошпильной», на этот дом кто-то будто наступил тяжёлым сапогом, придавив к земле. Поблизости никакого другого жилья. На бурых каменных стенах странные тёмные разводы, словно их старательно пытались выпачкать в саже. Окна, к моему изумлению, оказались заколочены снаружи, а на чёрной двери белой краской было довольно-таки криво, но старательно выведено:
«Да убоится прах и тлен Царствия Небесного!»
Наверное, что-то из Святуша, древнейшего молитвенника, коего я была не знаток.
Его Высочество недовольно оглянулся на меня, споткнувшуюся на неровной дорожке.
— Не отставай.
… и вдруг я поняла, куда мы приехали. К кому. И зачем. Остановилась, попятилась, снова споткнулась — и упала, больно ударившись копчиком и подвернув лодыжку. Попыталась приподняться — но Его Высочество вдруг обернулся, наклонился, ухватил меня за плечо и поволок за собой. Вырваться я даже не пыталась — несмотря на внешность шаловливого лесного духа, хватка у него оказалась стальная.
Лучше бы Золотые сожгли меня заживо прямо сейчас, прямо здесь, пока чёрная дверь, ведущая в дом с заколоченными окнами, не открылась передо мной! Но она открылась, и принц втолкнул меня в темноту, застыв на пороге и отрезая путь к бегству, а я вжалась спиной в холодную каменную стену.
— Латероль! — позвал принц, горделивого достоинства, сдобренного презрением, в нём было больше, чем требовалось.
«Не ответит, — подумала я. — Нежить, кровопиец, смрад могильный, не ответит, сейчас, днём, когда небеса источают свет, надлежит ему лежать прахом… Да убоится прах и тлен Царствия Небесного!»
Но я ошиблась.
Точнее, ошиблись авторы Святуша.
Не убоялся.
В моей Льерии, как и в других государствах твёрдого мира, стиснутого неподвластной человечеству своевольной морской стихией, когда-то, говорят, жили могучие маги. Одни из них подчиняли себе стихии, другие варили чудодейственные зелья, третьи обладали опасной властью над миром животных, деревьев, грибов и трав, четвёртые заглядывали в человеческие души и видели там прошлое или будущее так же отчётливо, как своё отражение в зеркалах… Маги черпали силу в божественном покровительстве, но всё закончилось печально, стоило одному из благословлённых прогневать бога. Светлая магия навсегда была утрачена для человечества, дар по наследству вроде бы не передавался, ослабевших магов быстро перебили многочисленные недруги и завистники. Правда, потом одумались — как жить без целебных снадобий, зависеть от непредсказуемой погоды и капризных штормов, растить урожай зимой и тушить лесные пожары?..
Многое из того, что было доступно нашим предкам, ныне кажется нам сказками. Впрочем, спустя примерно полвека после того, как исчез с лица твёрдого мира последний светлый маг, оказалось, что мир сверхъестественного всё же не утерян для смертных навсегда.
Просто платить за него нужно больше.
— Алтерей, — недовольно и как-то скучающе отозвался застывший в темноте на лестнице мужчина. От столь непочтительного обращения к принцу я съёжилась ещё сильнее, однако хозяин дома был, кажется, совершенно невозмутим и ничего не боялся. Это его боялись. — Что за манера не стучаться, а распахивать дверь с ноги? Кого ты притащил?
Несмотря на то, что снаружи был день, свет не проникал внутрь дома.
— Ты просил женщину. Забирай, — сказал принц с нарочитым ехидством. — Вот тебе женщина.
…мне казалось, что тёмная фигура находится где-то на верхних ступенях винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, но свеча внезапно вспыхнула прямо у моего лица, едва не загорелись выбившиеся из косы пепельным облаком волосы. Я жалко вскрикнула, увидев склонившееся надо мной бледное лицо с густой сетью испещривших белки глаз красных прожилок, лицо плохо выбритого мужчины лет сорока, с длинными тёмными с обильной проседью волосами, выбивающимися из-под старинного цилиндра. Эта мода ушла ещё до моего рождения, но я видела подобные на портретах в замке. Лицо могло бы быть даже приятным, если бы не склеры с лопнувшими сосудами, хищный нос и не менее хищный, какой-то животный взгляд. Мужчина ухватил меня за подбородок, разглядывая в свете пламени свечи, а мне захотелось оскалить зубы — может, он возомнил, что лошадь себе выбирает?!
— Я просил ту, что разгонит тоску и скрасит тьму моих скучных будней, а не бледную немощь, тощую конопатую уродину, — проворчал Латероль, личный маг и вампир его Высочества.
Конечно, вампир.
После того, как боги отказали людям в доступе к светлой силе, люди погоревали всего полвека — и некоторые из них, самые отчаянные, обратились к силе тёмной. Боги даровали людям жизнь, а люди привнесли в неё смерть, так говорят легенды. Смерть была актом человеческого неповиновения и сопротивления мудрым наставлениям высших сил, которой боги не смогли ничего противопоставить, и некоторые люди, обладавшие мудростью, дерзостью и опасными знаниями, стали черпать магическую силу в смерти и крови. Убивая. Поглощая силу и жизненную энергию других людей.
То, что каким-то образом один из вампиров свёл то ли дружбу, то ли службу с королевским двором и Его Высочеством Алтереем I, было известно, но без подробностей, слухи ходили, но слухам верили не все. Впрочем, слуги о таком болтали нечасто — боялись. Однако всё же болтали, особенно на праздники, после пряных ягодных наливок. Кто-то из молодых и бесстрашных утверждал, что для королевского вампира есть своя отдельная кухня, на которую поступают то ли невинные младенцы, убиенные ещё в материнских чревах, то ли трепетные девственницы в самом соку, кто-то авторитетно уверял, что, дескать, вампиры умеют становиться невидимыми и при этом боятся дневного света, а убить их можно исключительно в полнолуние, нанеся дюжину сечений непременно освящённой в храме серебряной секирой под чтение тринадцати молитв…
— Выйди на крышу, полюбуйся, золотые разгонят тьму и скуку, — нервно и раздражённо сказал принц. — Потом у тебя будет десяток баб, любых, сегодня сожри эту, делай, что хочешь, но делай, тьма тебя раздери! Золотые должны убраться из Ахлея.
— Ты знаешь, чего я хочу, — тихо сказал вампир.
— Прибытие случилось раньше срока! — повысил голос принц. — Будь они прокляты. Действуй! Если девчонка тебе не нужна, я её заберу, если…
— Оставь, — небрежно махнул канделябром тот, кого назвали Латеролем. — Раз уж она смогла зайти в дом… Сгодится и ещё на что-нибудь.
— Золотые…
— Золотые — моя проблема. Как и всё остальное.
— После какую хочешь девку достану.
— И этой пятнистой более чем. Отбила аппетит, знаешь ли.
Наступила пауза, в почти полной темноте я не видела лица вампира, и, стоя спиной к свету и свободе — лица Его Высочества. Света от одной маленькой свечи было слишком мало. Внезапно меня что-то с силой толкнуло меня в спину, от неожиданности я снова тихонько вскрикнула и больно ткнулась носом в вампирий бок. Мужчина был выше на целую голову, даже без этого своего цилиндра.