— Ну, пойдём, Кукушонок.
— Хватит мне всякие прозвища придумывать, — проворчала я себе под нос, но он услышал.
— А что, ты мне запрещаешь? Да я только начал!
Кажется, после двухдневного отдыха мсье Латероль пребывал в неплохом расположении духа.
Его личная ванная располагалась тоже на втором этаже, в самой глубине коридора, и я уже сто раз пожалела, что не умею облизываться, как кошка. Во дворце у нас была большая общая купальня, дома, где мы жили с матерью, — старая отдельно стоящая баня, но никогда ещё я не видела такой удобной конструкции — большой фаянсовой миски с нависшей сверху трубой, забитой каким-то мешочком, то ли с песком, то ли с дроблёным камнем… И из этой трубы в огромную миску лилась вода.
Чистая! Но, кажется, совсем холодная. Что там — ледяная!
И в этой миске я должна плавать, как фрикаделька в супе?! В окружении пылающих свечей? Ужас какой!
— Чего глаза таращишь, ванны никогда не видела? Дикое существо, одно слово — Кнопка!
Вампир по-деловому что-то бормотал себе под нос. Не сразу, но я обратила внимание на множество разноцветных скляночек и баночек, толпящихся на деревянных полочках. Хозяин выбрал ярко-фиолетовую, зелёную и прозрачную, словно бы светящуюся изнутри.
— Любишь погорячее?
Я не сразу поняла, что это он о воде. А когда поняла — только плечами пожала. Под миской-то огонь не разожжешь! Однако у мсье были свои методы. Он бодро откупорил фиолетовый бутылёк и вылил в воду примерно треть. От миски-ванной пошёл густой пар. Я осторожно вытянула руку, коснулась воды и сдержала восхищённого выдоха:
— Горячая!
Вампир вылил остальные бутыльки в воду, и в воздухе разлился пряный запах смолы и хвои, а по поверхности воды поползла зелёная густая пена.
— Раздевайся и залезай, маленькое неряшливое недоразумение. Сегодня отдыхаем, а завтра начнём работать.
Я кивнула, решив не задумываться раньше времени о том, что подразумевается под «работать». Подошла к посудине для мытья поближе, и стала ждать, когда Латероль уйдёт.
Ждала.
Ждала…
Обернулась, подумав, что, может быть, он улизнул бесшумно, не исключено, что превратившись в дым или обернувшись нетопырём — кто знает эти их магические штучки?!
Но нет.
Вампир совершенно спокойно опустился в стоящее в углу плетёное кресло, уложив щиколотку одной ноги на бедро другой, скинув на пол мягкие домашние туфли. Пока я смотрела на дивную пушистую пену и вдыхала аромат летнего леса, давно забытый и такой неуместный здесь…
— Идите, — сказала я.
— Куда?
— К себе…
— Я уже у себя, это же мой дом. А вот ты тянешь моё время, — одна из свечек вдруг поднялась в воздух и мягко, по дуге, скользнула к вампиру, и он принялся, демонстративно цокая языком, её разглядывать. — Свечи вон тратишь. Парафин нынче подорожал, ты строишь из себя невинность и слишком дорого мне обходишься для такой неумехи. Лусия сказала, даже свёкла стухла от твоих попыток с ней поцеловаться.
Против воли я ощутила, как лицо наливается жаром.
— Обменяйте! Его Высочество вам ещё десяток предоставит, сам же обещал!
— Ах, Его Высочество… Стесняется носить очки, представляешь? И к лекарю не идёт… В таком юном возрасте не может отличить пышногрудую красотку, которую я просил, от тощей моли в крапинку. Или нормальные женщины повывелись из дворца? Сколько тебе лет, доходяга?
— Восемнадцать, — процедила я, чувствуя, что вот-вот сорвусь и совершу что-нибудь непоправимое, например, плесну Латеролю в лицо горячей пенной водой.
— Напоминай почаще, может, заглушу ноющую совесть…
— Зря. Староваты вы для меня, дедушка.
— Не язви. Мне пятьдесят один, но душа молода и тело крепко. Когда я перешёл за порог, то будто заново родился.
— Легко быть крепким, если пьёшь чужие жизни.
Что-то толкнуло меня в грудь, как тогда, в самый первый раз, в спину, я не удержала равновесие и не удержалась на бортике ванны. Шмякнулась в воду прямо в одежде, брызги окатили стены, а мыльная и пенная вода попала в лицо, мигом защипало глаза и дёсны.
— Мало того, что морда рябая, так ещё и острит, как маринованный хрен с редькой!
Глаза немилосердно слезились, я зажмурилась, ожидая, пока слёзы их не прочистят.
И вдруг почувствовала прикосновение чего-то острого, словно иголка… нет, скорее, наточенный деревянный кол или наконечник стрелы — к виску. Ниже, по скуле к подбородку, шее…
— Обычно для питания Алтерей доставляет мне свежих покойников или приводит смертников, — негромко сказал вампир. Острие оказалось его когтем — я всё же приоткрыла глаза. — Для питания или для таких вот ритуалов, требующих большого вложения сил… Обычно они умирают в бессознательном состоянии, погруженные в глубокий сон. Давно я не пробовал никого настолько… невинного и полного молодой кипучей жизни. Даже как-то неудобно. Словно котёнку отрывать хвост. А я люблю котят.
Палец возвращается на щёку, то царапая, то поглаживая мягкой подушечкой, впивается чуть глубже, я ойкаю, а слёзы катятся по и без того мокрым мыльным щекам. Латероль наклоняется ещё ниже и собирает губами кровь со щеки. Его небритая щека колется.
В дверь стучат…
…В дверь стучат уже, наверное, давным-давно, а я осознаю это вместе с множеством других вещей.
Я в ванне.
Платье бесстыдно облепило плечи, грудь, живот…
Вода почти остыла.
Несколько свечей погасло и стало совсем темно.
Порез на щеке почти совсем уже не болит, кровь больше не течёт, а хозяин сидит рядом, положив щёку на моё плечо.
Тук-тук.
Мсье Латероль неторопливо поднимается, вытирая руки о домашние брюки, и открывает дверь, начисто игнорируя факт наличия меня. Конечно, я в воде, одетая и здесь темно… Но что обо мне подумают? Запоздалый стыд сдавливает горло, хотя какое мне дело до дум живых мертвецов? А меж тем Лусия докладывает:
— К вам Его Высочество, хозяин.
— Вот как? — весело, нисколько не смущённо и не томно переспрашивает Латероль. — И с ним десяток знойных прелестниц?
Лусию вопрос не удивляет, во всяком случае, интонации её голоса остаются предельно чёткими и услужливыми.
— Нет, мсье. Он один. Просил поторопиться. Сказал, разговор важный. И… — она немного спотыкается, съедая половину гласных, — кнфднцльный!
Стоит двери ванной захлопнуться, как я стягиваю мокрую одежду, выскакиваю из ванной, хватаю первую попавшуюся тряпку, свисающую со стены, вытираюсь, всовываю влажные ступни в огромные тапочки хозяина и, крадучись, выбираюсь в коридор, стараясь, как могу, ступать бесшумно. Лестница скрипит, туфли шлёпают по полу, но я надеюсь, что голоса говорящих заглушают этот звук.
Шаг третий
— Одевайся, — неожиданно нервно, растеряв всю свою былую вальяжность, говорил принц Алтерей. — Не стой столбом, поехали!
— Да что случилось-то?
— По дороге расскажу.
— Алт, у меня всего два часа как не болит голова, и я не собираюсь жертвовать этим блаженным временем ради твоих капризов. Я набрал пенную горячую ванну, я засунул туда рябую и чахлую, но невинную и сладкую девку, я почти разделся и залез туда сам, отстань, заклинаю Всеблагим создателем. У нас есть в запасе ещё пара дней, я должен отдохнуть, расслабиться, я должен…
— У нас нет в запасе пары дней! Я приказываю! Хочешь — едь так, хочешь — бери девку и ванну в придачу, но ты нужен мне прямо сейчас! Ладно, четверть часа на сборы у тебя есть, но не дольше. Я подожду в экипаже. Приказываю собраться и выйти!
— Как скажешь. Кнопка, — он не оборачивается, но, очевидно, видит меня. — Собирайся, поехали.
Я застываю на лестнице, вцепившись рукой в перила.
Уже одетая, но со всё ещё влажными волосами, я спускаюсь вниз и неловко стою на пороге. Спектакль окончен?