— Хобхауз?
Лорд Байрон кивнул и улыбнулся:
— Ловлас преклонялся перед породой.
— Он должен быть моим, — сказал он мне той же ночью. — Послушайте, Байрон, вот уже месяц, как я питаюсь крестьянами и вонючими греками. Тьфу, это я-то, истинный англичанин! Разве можно выжить, питаясь такой дрянью? Вы говорите, Хобхауз — выпускник Кэмбриджа? В таком случае он точно должен быть моим.
Я отрицательно покачал головой, но Ловлас продолжал настаивать.
— Он должен умереть, — говорил он. — Кроме того, он видел твою кончину и воскрешение. Я вздрогнул.
— Хобби не разбирается в медицине. Он думает, это был тепловой удар. Ловлас покачал головой.
— Это не имеет значения.
Он гладил меня по руке, в его взгляде читалось жгучее нетерпение. Я вздрогнул, но Ловлас не понял моего отвращения.
— Кровь — это восхитительно, — зашептал он, — но голубая кровь, сэр, что может сравниться с ней?
Я сказал, чтобы он оставил меня в покое. Ловлас рассмеялся.
— По-моему, милорд не понимает, чем он стал.
Я посмотрел на него.
— Надеюсь, не такой тварью, как вы.
Ловлас сжал мою руку.
— Не обманывайте себя, милорд, — прошептал он. Я холодно посмотрел на него.
— Я не собираюсь этого делать, — произнес я наконец.
— Неужели? — Ловлас зло усмехнулся. — Вы — воплощение греха. Отрицать это — гнусное лицемерие.
Он отпустил мою руку и стал спускаться по лунной дороге, ведущей в Эфес.
— Ваше тело, милорд, изнывает от жажды, — прокричал он.
Я продолжал смотреть на него. Он остановился и повернулся ко мне.
— Послушайте, Байрон, спросите себя самого — может ли такое существо, как вы, иметь друзей?
Он улыбнулся, отвернулся от меня и исчез во тьме. Я продолжал стоять, пытаясь изгнать из мыслей вопрос, эхом отдававшийся вокруг, затем покачал головой и побрел в комнату, где спал Хобхауз.
Всю ночь я был на страже. Мое тело было чистым, но во всех отношениях оскверненным. Первый раз после того, как я пил кровь, я ничего не извергал из себя. Я думал, что бы это могло означать? Неужели Ловлас был прав? Неужели изменения, произошедшие со мной, необратимы? Я неотступно следовал за Хобхаузом, словно его компания доставляла мне удовольствие. На следующий день мы посетили развалины Эфеса. Хобхауз, как обычно, рыскал в поисках надписей, я же, усевшись на холме, бывшем когда-то храмом Дианы, слушал заунывный вой шакалов. Эти звуки вызывали во мне печаль. Мне хотелось знать, куда исчез Ловлас. Я не чувствовал его здесь, среди руин, мои силы ослабли от жары, но я знал, что. он где-то близко. Ловлас обязательно вернется.
Он появился этой же ночью. Я почувствовал его приближение и увидел, как он подошел к кровати Хобхауза. Он низко склонился над его обнаженным горлом, острые как лезвия зубы сверкнули в темноте. Я схватил его за запястье, он беззвучно сопротивлялся, но безуспешно — я вытолкал его из комнаты на лестницу и только потом отпустил.
— Чертов ублюдок, — зарычал он, — отдай его мне.
Я преградил ему путь. Ловлас попытался оттолкнуть меня, но я схватил его за горло и стал душить, чувствуя прилив сил. Ловлас начал задыхаться, он пытался освободиться, я наслаждался его страхом, но наконец отпустил его. Он поморщился от боли, сглотнул, затем посмотрел на меня.
— Раны Господни, ну у вас и силища, сэр, — сказал он. — Жаль, что вы так близоруки по отношению к своему другу.
Я вежливо поклонился. Ловлас продолжал смотреть на меня, потирая шею, затем встал.
— Скажите, Байрон, — спросил он, слегка нахмурившись, — кто вас создал?
— Создал? — Я покачал головой. — Меня не создали, а превратили.
Ловлас слабо улыбнулся.
— Вас создали, сэр, — сказал он.
— Почему вы спрашиваете?
Ловлас еще раз потер шею и глубоко вздохнул.
— Я сегодня наблюдал за вами в Эфесе, — прошептал он. — Полтора века я вампир и искушен в этом. Но до сих пор не могу находится под палящими лучами солнца, как вы. Я удивлен, сэр, сбит с толку. Кто передал вам свою кровь, откуда в вас такая сила?
Я помедлил и назвал имя Вахель-паши. Насмешливый огонек промелькнул в глазах Ловласа.
— Я слышал о Вахель-паше, — медленно произнес он. — Он, кажется, маг? Алхимик? Я кивнул.
— Где он теперь? — спросил Ловлас.
— Почему вы спрашиваете? Ловлас улыбнулся.
— По-моему, он мало чему вас научил, милорд.
Я промолчал в ответ, развернулся и начал подниматься по лестнице. Но Ловлас догнал меня и схватил за руку.
— Вы убили его? — прошептал он. Я отдернул руку.
— Вы убили его! — Ловлас оскалился. — Вы убили его, поэтому в вас поднимается его кровь и бьет струей, как; фонтан в Сент-Джеймском парке.