Ловлас задыхался, но я не ослабил хватку.
— Скажи мне, — прошептал я вновь, — скажи мне, что то, на что ты намекал, неправда.
— Я не могу тебе этого сказать, — сдавленно произнес Ловлас. — Я бы скрывал это от тебя и дальше, видя, как мало твоя душа погрязла в пороке, но от этого не будет пользы, ты должен знать правду. Так знай же, Байрон, такова судьба твоего естества. — Он замолк и ухмыльнулся. — Тот, в ком течет твоя кровь, самый желанный плод для тебя.
— Нет.
— Да! — с воодушевлением крикнул Ловлас. Я встряхнул головой.
— Это неправда.
— Ты почуял его, этот великолепный аромат, разве не так? Даже сейчас ты чувствуешь его. Он сведет тебя : ума, я видел это раньше.
— А ты, ты испытываешь то же самое? Ловлас пожал плечами, покручивая ус.
— Я никогда особенно не любил детей.
— Но… твоя собственная плоть и кровь…
— Ммм… — Ловлас причмокнул. — Поверьте мне, Байрон, эти маленькие ублюдки созданы для самого взысканного, ни с чем не сравнимого удовольствия.
Я схватил его за горло.
— Оставь меня, — произнес я.
Ловлас открыл рот, чтобы отпустить новую шутку, но встретившись со мной взглядом, медленно опустил глаза, и я понял, что, несмотря на боль, моя сила не уменьшилась. Но разве то, что я знал об этом, могло помочь мне? Мои силы могли лишь помочь мне примириться с судьбой.
— Оставь меня, — вновь прошептал я.
Я оттолкнул Ловласа так, что он пошатнулся и упал, после чего, слыша удаляющийся стук копыт его лошади, я уселся в одиночестве на краю утеса. Целый день я боролся со своей жаждой крови моего ребенка.
— Он сказал вам правду? — мягко спросила Ребекка.
Лорд Байрон пристально посмотрел на нее. Его глаза сверкали.
— О да, — произнес он.
— И что было потом?..
— Потом?
Ребекка пристально смотрела на него. Она обхватила шею руками и проглотила ком, подступивший к горлу.
— Ничего, — сказала она.
Лорд Байрон слабо улыбнулся ей в ответ, затем отвел глаза и уставился вдаль.
— Все изменилось после того, что Ловлас рассказал мне, — заговорил он. — Весь вечер, глядя на волны, мне казалось, что я вижу отрубленную окровавленную руку, она подзывала меня. Я бредил и знал тогда, что был гораздо больше похож на пашу, чем мог себе представить, а я так этого боялся. Я вернулся в Афины и нашел Ловласа. Я не чувствовал более запаха крови своего ребенка, но я боялся и желал этого все время.
— Я должен уехать, — сказал я Ловласу тем же вечером. — Я должен покинуть Афины немедленно. Это не терпит отлагательства.
Ловлас пожал плечами.
— И ты уедешь из Греции? Я кивнул.
— В таком случае куда же ты поедешь? Я задумался.
— В Англию, — ответил я наконец. — Я должен достать деньги и уладить свои дела. Затем, когда это будет сделано, я снова уеду, подальше от тех, в ком течет моя • кровь.
— Твоя сестра в Англии?
— Да, — Я кивнул. — Мать. И сестра, сводная сестра.
— Разница небольшая. Избегай их обеих.
— Да, конечно. — Я закрыл лицо ладонями. — Конечно.
Ловлас взял меня за руки.
— Когда ты будешь готов, — прошептал он, — снова присоединяйся ко мне, и мы возобновим наши похождения. Ты редкое создание, Байрон. Когда твоя душа почернеет от порока, ты станешь таким вампиром, каких я еще не видывал.
Я поднял глаза и посмотрел на него.
— А где будешь ты? — спросил я. Ловлас начал напевать мотив своей любимой оперной арии.
— В единственном месте, созданном для развлечений, — в Италии.
— Я присоединюсь к тебе, — сказал я. Ловлас поцеловал меня.
— Превосходно! — воскликнул он. — Но, Байрон, возвращайся скорей, не задерживайся в Англии. Останься ты там надолго, и сразу почувствуешь, как тяжело, невозможно уехать оттуда.
Я кивнул.
— Понимаю, — сказал я.
— У меня есть знакомая девушка в Лондоне. Она из нашей породы. — Он подмигнул. — Очаровательнейшая чертовка. Я напишу ей. Она будет тебя сопровождать, я надеюсь.
Он снова поцеловал меня.
— Она будет наставлять тебя, пока меня не будет рядом. — Он улыбнулся. — Не задерживайся, Байрон. Я потратил слишком много времени на поиски такого приятного товарища, как ты. Черт возьми, сэр, какую оргию мы закатим, когда снова будем вместе. А теперь, — он поклонился, — с Богом. Встретимся в Италии.
С этими словами он оставил меня, а спустя неделю я и сам покинул Афины. Путешествие, как вы сами можете представить, было не из приятных. Ни один день не прошел без того, чтобы я не думал о том, чтобы сойти с корабля, поселиться в каком-нибудь городе и никогда не возвращаться в Англию вновь. Но я нуждался в деньгах и испытывал тоску по моим друзьям, по моему дому и по последней возможности увидеть родину. Я испытывал также тоску по матери, по Августе, своей сестре, но мысли о них я старался изгнать из головы. Наконец после путешествия, длившегося месяц, и двух лет, проведенных за границей, после того как полностью преобразилась моя жизнь, я вновь вступил на берег Англии.