Потом он слегка отодвинулся назад, поднял руки и принялся трясти меня, раскачивая взад и вперед, словно маленького ребенка. То влево, то вправо он отворачивал от меня лицо, причем движения были столь быстрыми, что я не успевал уследить за ними. Он проделывал все с такой легкостью, как будто это ему не стоило никаких усилий, в то время как я безуспешно пытался ударить его, причинить ему боль… Но мои пальцы лишь легко скользили по бледной и мягкой коже, и раз или два мне удалось провести рукой по блестящим темным волосам.
– Ты храбрый и сильный, маленький Убийца Волков, – произнес он, и на этот раз голос его был низким, мягким и даже приятным.
Перестав сопротивляться, я пригляделся к нему повнимательнее, а когда мне удалось хорошенько рассмотреть черты лица, которое я видел в театре лишь мельком, я буквально задохнулся от ужаса и покрылся холодным потом. Эти глубокие морщины, изогнутый и приоткрытый в насмешливой улыбке рот…
– Господи! Помоги мне! Спаси и сохрани меня, Боже!.. – пятясь, беспрерывно повторял я. Мне казалось невероятным, что такое лицо способно двигаться, принимать какое бы то ни было выражение и смотреть на меня с таким волнением, как это. – Господи! Боже мой!
– О каком боге ты говоришь, Убийца Волков? – спросил он.
Повернувшись к нему спиной, я издал поистине ужасное звериное рычание и почувствовал, как его руки железной хваткой вцепились мне в плечи. В последней отчаянной попытке я рванулся, стараясь высвободиться, но он резким движением развернул меня лицом к себе, и прямо передо мной оказались его огромные черные глаза и улыбающийся сомкнутыми губами рот. Потом он склонился ко мне, и я почувствовал, как его острые зубы вонзились мне в шею.
Словно утопленник, выплывший вдруг из глубины на поверхность темной воды и блеснувший в луче света. На память мне пришло слово, знакомое по старинным преданиям и сказкам, которые я слышал в далеком детстве.
– Вампир!!! – прозвучал мой последний, полный ужаса и отчаяния крик, в то время как я продолжал отбиваться от него, чем только мог.
А потом все вокруг меня словно застыло, и наступила полная тишина…
Я сознавал, что мы по-прежнему находимся на крыше, чувствовал, как крепко обхватили меня руки ужасного существа. И в то же время мне казалось, что мы парим в невесомости и куда-то летим в темноте с еще большей легкостью, чем прежде.
– Да, да… – хотелось сказать мне. – Именно так.
Вокруг меня стоял какой-то мощный гул, как будто кто-то бил в гонг, исполняя на удивление красивую ритмичную мелодию. Звуки эти заполняли все мое существо и доставляли мне неизъяснимое удовольствие.
Губы мои шевелились, хотя с них не слетало ни звука. В тот момент это не имело никакого значения. Все, что хотелось выразить прежде, стало вдруг абсолютно ясным, и мне было совершенно не важно, что мысли мои оставались невысказанными. Впереди было еще столько времени, так много чудесного времени, чтобы успеть что-то сказать и что-то сделать. Спешить совершенно некуда.
Восхитительно. Мне казалось, что я произнес это слово, хотя губы мои при этом даже не пошевелились, я был просто не в состоянии сказать что-либо. Я вдруг осознал, что даже не дышу. И все же кто-то заставлял меня дышать, ритм дыхания совпадал с ударами гонга, но все это не имело ровным счетом никакого отношения к моему телу. Однако я испытывал удовольствие, мне нравился этот ритм, нравилось отсутствие необходимости дышать, говорить и понимать что-либо.
Я увидел улыбку матери и сказал ей, что очень ее люблю. «Да, я всегда любила, всегда любила…» – ответила она. А потом я увидел себя в монастырской библиотеке… Мне снова было двенадцать лет, и монах сказал: «Ты великий ученый…»
И я одну за другой открывал книги и понимал, что могу прочитать их все – будь то на греческом, латинском или французском языке. Буквы светились и были необыкновенно красивы… Я обернулся и увидел перед собой публику, собравшуюся в театре Рено и приветствующую меня стоя… Одна из женщин убрала от лица цветной веер, и я увидел, что это Мария-Антуанетта. Она назвала меня Убийцей Волков… Никола бежал ко мне, умоляя вернуться. Лицо его исказила мука, волосы растрепались, а глаза были обведены кровавыми полосами. Он пытался схватить меня, но я приказал ему убираться… Меня вдруг охватила мучительная агония, и сквозь невыносимую боль я почувствовал, что звучание гонга постепенно ослабевает.
Я кричал, я умолял…
– Пожалуйста, не останавливайте его, пожалуйста… Я не хочу… я не… пожалуйста…