Из укромного проулка одинокая фигура не отрываясь смотрела на катамаран. В лунном свете золотая кожа эльфа и волосы казались жемчужными, а голубая туника такой же серой, как и плащ. От туники исходили бледные серебристые отблески лунного света.
Джандер Санстар был высок для своей расы – почти пять футов и девять дюймов, строен. Правильные резкие черты лица теперь смягчила боль воспоминаний. Острые углы ушей скрывала золотая копна волос. Кожаные сапоги выше колен позволяли бесшумно передвигаться по залитым водой настилам дока. На левом бедре висел в ножнах простой кинжал.
Серебряные глаза Джандера наполняла печаль. Сколько же времени прошло с тех пор, как он видел в последний раз корабль с родины? Славный Эвермет, земля красоты и гармонии. Он никогда больше не увидит свою страну. Тонкие длинные пальцы плотнее сжали край плаща, чтобы лучше спрятать эльфа от любопытствующих глаз.
Наконец эльф не выдержал. Он повернулся и неторопливо покинул верфь, направился в сердце города, который люди называли Уотердипом. Это место тоже было его домом – временным, до тех пор пока рок не призовет его.
Джандер теперь редко осмеливался появляться в городе. Там становилось слишком людно для таких, как он. Он жил в маленькой пещерке за городской чертой, где все еще можно было найти деревья и тишину. Там Джандер вновь мог отдаться присущей всем эльфам любви к красоте и природе, там растил ночные цветы. Но сегодня ночью лишь важнейшая задача заставила его тайком проникнуть в порт. Он двигался в полной, настороженной тишине, его сапоги бесшумно ступали по камням улиц. Джандер проходил мимо таверн, лавок и складов, не обращая на них внимания. Он направлялся в самое плохое место города – туда, где самые измученные души Торила оканчивали свое бессмысленное существование в убожестве и боли. Эльф завернул за угол, теперь черты лица заострил голод, серый капюшон развевался за спиной.
В Уотердипе деньги могли купить все. Ранам души помог бы священник, а удачу мог приворожить волшебник. Однако иногда боги не слушали обращенных к ним молитв и, случалось, заклинания оборачивались совсем не тем, для чего они произносились. И это были ужасные ошибки.
Когда-то несчастных, чьему безумию уже не могло помочь волшебство, запирали по подвалам или выбрасывали на улицу. Некоторые особо бездушные люди устраивали так, что их безумные родные просто «исчезали» без следа. Теперь, однако, в просвещенном 1072 году неизлечимо больных свозили в одно определенное место.
Джандер морщился от боли, подходя все ближе к огромному каменному зданию. Даже с улицы его острый слух пронзала болью та какофония, что наполняла этот дом изнутри.
В сумасшедших домах царил еще больший кошмар, чем в замках, наполненных призраками и привидениями, это были действительно проклятые места. Ему не доставляло никакой радости приходить сюда, чтобы утолить голод, и он появлялся здесь лишь несколько раз только тогда, когда кровь животных уже не могла насытить его. Приготовившись встретить то, что его ждало, Джандер подошел к двери.
В приюте было два больших отделения – камеры для мужчин и для женщин. В других маленьких каморках содержали тех помешанных, которые были слишком буйными, чтобы находиться с остальными безумцами, да несколько пропащих душ, чей пол теперь было невозможно определить. Как правило, Джандер никогда не входил в эти одиночные камеры. Хоть он и был вампиром, но все же очень тяжело воспринимал всю эту боль и уродство.
Легким туманом он просочился сквозь трещины деревянной двери женского отделения. Туман вдруг обрел цвет – голубой, серебряный и золотой – и, окажись тут случайный свидетель, он неминуемо принял бы за ангела фигуру, возникшую в том месте, где только что было лишь туманное облако.
Факелы, закрепленные на стенах достаточно высоко, чтобы помешанные не смогли до них дотянуться, ярко освещали огромную камеру. Слишком многие безумцы боялись темноты, из-за чего свет постоянно горел так ярко. Пол покрывали соломенные тюфяки, циновки и тряпки. Были в приюте и ночные вазы, но лишь редкие обитатели пользовались ими. Раз в несколько недель назначенные от города уборщики выгоняли заключенных из камер и опорожняли на пол ведра воды, что, впрочем, мало помогало улучшению или оздоровлению жизни в этом хлеву.
С кошачьей ловкостью Джандер прокладывал себе путь между безумных женщин, вертел по сторонам светлой головой, и глаза его наполнялись мукой от увиденного. Некоторые из помешанных пугались его приближения и в ужасе разбегались по углам. Другие не обращали на него ни малейшего внимания. Были и такие, кто бросался на него, и ему приходилось увертываться, не причиняя этим несчастным вреда.
Прошло уже полвека с тех пор, как он был здесь в последний раз, а потому никто из узников не показался ему знакомым. Некоторые выглядели вполне нормально – старухи, рассудок которых постепенно мутнел и наконец вовсе их покинул. Были и бесформенные чудища – жертвы невероятных заклинаний или, быть может, даже чьей-то минутной злобы, которые в полном отчаянии забились по углам. Самым печальным было видеть тех, кто был почти здоров и мог бы жить на воле, нуждаясь лишь в малой помощи, но их родственники не пожелали взять на себя эту обузу.