— Не промокают?
— Что? — изумился вампир и, чуть помедлив, ответил:
— Н-нет.
Похоже, я сбил его с мысли. Торн, кстати, тоже поначалу впадал в ступор от моих вопросов, потом привык. Я вежливо молчал, ожидая продолжения. Игра подходила к концу. Боялся ли я смерти? Пожалуй, нет. Но и умирать не собирался.
— Приветствую, Виктор Воронов, — сказал наконец вампир.
Мой взгляд скользнул по сапфировой звезде на его груди.
— И ты здравствуй пока, Долестрин.
Вампир усмехнулся.
— Ты сегодня один и не в танке?
Шутник! Значит, всё-таки следили. Хорошо, что я Ральта с его солдэрами закрыл в «микроволновку».
— Если ещё раз клановые разборки в городе устроите, приеду в танке, — пообещал я, — и снесу этот ваш высотный барак к чёртовой матери! А один я сегодня потому, что спор наш — между вампирами и бенефарами, и люди здесь не при чём.
Усмешка на лице вампира растаяла.
— А ты сильнее, чем утверждал гранд Вигдор.
Чёрт! Торн наверняка приуменьшил перед ними мою прежнюю силу, а о теперешней я и сам мог только догадываться.
— Мы давно не виделись с грандом Вигдором, — как можно спокойнее ответил я.
Вампир изобразил удивление. Я усмехнулся и процитировал кого-то из их классиков:
— Иногда ночь равняется вечности, вампир. — Однако если твои пятеро бойцов отсюда не уберутся, я отправлю их в вечность сам.
Возникший моей руке АРМ смотрел прямо в грудь вампиру. Гранд невольно отшатнулся и застыл, не сводя глаз с пистолета. Сопровождение как по команде исчезло из поля зрения. Вот так-то лучше. Я убрал пистолет и взглянул на небо, чуть порозовевшее на востоке. Долестрин проследил за моим взглядом. Было заметно, что он слегка нервничает. Похоже, вампиры меня не только не ждали, а ещё и недооценили, и теперь их переговорщик не знал, что делать дальше. Его рука невольно потянулась к ольдэру.
Страшное оружие — прямой меч, приспособленный для режущего удара. «Пламенеющий» клинок расширяется к основанию и переходит в гарду, защищая руку. Окончания скрывающих кисть «волн» заточены и привращены в дополнительные лезвия. Рукоять непривычной формы — «пистолетная». Отогнув её вниз, вампиры совместили оптимальную для фехтования прямую форму меча с обратным, «ятаганным» изгибом клинка. Против брони такой меч, конечно, был слабоват, но недостаток пробивной силы искупался тяжестью наносимых повреждений: при колющем ударе клинок «гулял» в стороны, а при режущем каждая проходящая сквозь плоть «волна» делала свой разрез. Для этого меч затачивали подобно пиле — с развалом. Кроме того, при таком положении рукояти боец, вытягивая меч, одновременно вдавливал лезвие в рану. Словом, повреждения, полученные от ольдэра, требовали гораздо больших затрат на регенерацию, чем от любого другого холодного оружия.
Рассказывая об этом, Торн умолчал об одной важной для меня особенности меча. Лёна была более откровенной: клинок ольдэра мог поворачиваться на уходящей в рукоять оси и при ударе в грудь легко проходил между рёбрами. Я не сразу понял, для чего такие изыски при явном снижении прочности оружия. Против соплеменников это не давало преимуществ, а против людей меч вообще не использовался — хватало клыков и когтей. Вот если бы существовал вампир с человеческим расположением сердца — другое дело! Тогда я ещё не знал о бенефарах, необращённых вампирах, теперь же был уверен, что ритуальный ольдэр был оружием против Стирателей. По этой причине Торн и умолчал об убийственном для меня свойстве меча, и именно поэтому сейчас рука стоящего передо мной вампира невольно тянулась к ольдэру.
— Светает, гранд, — напомнил я. — Оставь, я не за этим пришёл.
— Чего ты хочешь, Стиратель? — хрипло спросил он, опустив руку.
Да, Стиратель — это вам не Виктор Воронов, он и Существования может лишить. Чёрт, никогда бы не подумал, что мне придётся договариваться с вампирами о вампире!
— Я пришёл за Экторианом Вигдором. С кем я могу это обсудить?