Он обнаружил их на пустыре позади церкви. Четверка неудачников гоняла консервную банку. Они порядком забалдели — вероятно, от клея или растворителя — и улюлюкали дурацкими голосами.
...как педерасты в блоке "С". Он однажды застал одного такого в душе. Глаза у педика загорелись. Хосю почмокать гориллу в татmy, у которого мускулы под кожей, как у жеребца.
Хосю, ты просчитался, мальчонка. Он с такой силой швырнул педика о стену, что расколол с десяток плиток. Вода с шипением падала из душа, разбавляя кровь на полу, так что сгустки ее резались красными розами, от которых расходились чудно-чудные дымно-розовые лепестки. Потом, медленно-медленно, великолепные красные цветы расцвели на полу у его босых ног, и он оказался в луже воды, затуманенной розовым, малиново-красным и алым. Цветы выглядели потрясающе — как что-то из сна.
Сейчас в Леппингтоне он пристально смотрел на мальчишек, гоняющих банку. Им, наверное, было лет по восемнадцать-девятнадцать.
— На кого ты, черт побери, пялишься?
Они сказали это — или что-то подобное с той же целью, — когда он пошел на них. Первый упал, зажимая расквашенный нос, второй рухнул как подкошенный — апперкот едва не сломал ему шею, третий попытался замахнуться... но он двигался как в замедленной съемке. Почему люди всегда движутся, как в замедленной съемке?
Шмяк! Шмяк!
Выкашливая сердце, сложился третий.
Четвертый вытащил нож. Дерьмо, его не спас бы и автомат. Удар головой свалил мальчишку наземь.
Хорошо бы добавить ему пинок в лицо, но он проделал свой путь в Леппингтон не для того, чтобы убивать.
Нет. Он здесь, чтобы учить.
Глава 4
1
Бернис Мочарди завтракала на кухне фермы, где она работала. Хотя сегодня завтрак состоял всего из одного тоста и чашки чая «эрл грей».
Она притворялась перед самой собой, что слишком частые обеды в «Садах Пекина», единственном китайском ресторане Леп-пингтона, начали сказываться на ее талии. Но истинная причина была в том, что в последние дни у нее не было аппетита. На деле фигурой она могла бы потягаться с любой моделью на подиуме.
А подлинная тому причина — кассеты, сказала она себе. Истерзали они тебя, да, Бернис?
Она ловко поставила чайник на конфорку и отвернула газ.
Не можешь выбросить парня с видео из головы, да? У него (было?) такое милое лицо, а от его голоса по коже бежали мурашки. Что случилось с ним там, в подвале?
Бернис опустила в чашку пакетик с заваркой.
Он кричал, будто под обстрелом, а изо рта у него не вылетало ни звука. Его лицо было ужасно, просто оскал страха.
Нужно взять и бросить кассету в один из мусорных баков на площади. Полить бензином, сжечь эту дурацкую коробку. Пленка поглощает твою душу. И позабудь имя Майк Страуд. Выбрось его из головы. Ты ведь не встречала его никогда.
— Не хмурься так на молоко, дочка, скиснет.
— О, Мэвис. Я только готовлю чай. — Бернис оторвалась от болезненных мыслей. — Выпьешь чашку?
— Только если от твоей мины все молоко не свернулось, — добродушно отозвалась Мэвис. Ей было под шестьдесят, и на пухлом лице красовались очки в розовой оправе. — Я разолью молоко по чашкам, а ты совершишь набег на коробку с печеньем.
— Я пью с ломтиком лимона. Не беспокойся, я нарежу.
— Чай с лимоном? Ох уж эти городские нравы. Мэвис всего лишь мягко поддразнивала девушку. Ей нравилось разыгрывать перед Бернис неотесанную деревенщину, таращить глаза на ее одежду, перед тем как девушка натягивала рабочий комбинезон, в котором все работники на ферме выглядели как врачи в анатомическом театре.
— 0-ох, — заворковала Мэвис, — эта блузка ведь из чистого шелка? И синий лак на ногтях. Мистер Томас просто не сможет держать при себе руки.
— Я накрасила их специально для мистера Томаса, — озорно усмехнулась Бернис. — Я намерена свести его с ума.
И обе они покатились со смеху. Мистеру Томасу, владельцу фермы, было далеко за семьдесят, к тому же он был мрачно непреклонным методистом. Однажды он отправил домой одного из паковщиков, заявив, что чувствует, как от работника пахнет пивом, и готов поклясться в этом Небесам на самой Книге.
Теперь они двигались по кухне, похожей на клинику в сиянии белых плиток и серебристой нержавеющей стали, готовя каждая свой завтрак. Мэвис достала из коробки пластиковый стакан, чтобы поставить его в микроволновую печь.
Когда Бернис Мочарди сказала подругам, что она нашла себе работу на ферме, те были поражены.
Сидя в пиццерии на Кэнел-стрит в Манчестере, они засыпали ее вопросами. Они явно представляли себе, как Бернис в ковбойке и с соломинкой в зубах хлюпает весь день по навозной жиже и, может, время от времени похлопывает по крупу какую-нибудь упитанную свиноматку, объявляя во всеуслышание: «Ну, какой поросеночек отправится у нас на рынок?».
Когда она сказала, что это за ферма, они ушам своим не могли поверить.
— Пиявки?
— Да, на этой ферме выращивают пиявок.
— Но, господи боже, зачем выращивать пиявок? — в ужасе вопросили подруги Бернис.
— Н-да, а что это, по-твоему, за черные штучки у тебя на пицце?
Подруги завизжали. Рита выплюнула все, что у нее было во рту, в салфетку. Эриэл разом отхлебнула полкружки пива.
— Это же маслины, дурочки, — рассмеялась Бернис. — Пиявки — последний писк моды в медицине. Их используют, чтобы предотвратить заражение ран, чтобы помочь кровообращению, вот для чего.
— Но это же пиявки?
— Но это же пиявки, — передразнила Бернис. — В общем, лучше, чем работать за гроши в этом кафе. Если я еще раз простою тут весь день, готовя завтрак, я просто тронусь.
Разговор перешел на. мальчиков, но Эриэл и Рита сказали, что уже наелись, и поспешно перешли к мороженому.
Бернис работала на ферме уже два месяца. И ей здесь нравилось. Ее работа в основном заключалась в упаковке пиявок в небольшие влажные коробочки, в которых пиявок рассылали в больницы по всей стране. Если у больного кровь плохо циркулировала в пальце на руке или на ноге или в еще какой конечности, особенно после операции, на поврежденное место прикладывали пиявку — близкую родственницу обычному земляному червю. Тут пиявка начинала работать своими тремя крохотными челюстями, чтобы прогрызть — слава богу, безболезненно — себе дорогу сквозь кожу, а потом начинала с удовольствием отсасывать застоявшуюся кровь, от чего общий кровоток ускорялся и в ослабленные ткани поступала порция свежей, богатой кислородом крови. Больше всего Бернис нравились большие амазонские пиявки. Они напоминали крупных гусениц и явно наслаждались, когда их гладили по мягким спинкам. Бернис с удивлением для себя обнаружила, что вовсе не брезглива.
И ей нравилась Мэвис, которая сегодня счастливо болтала о своем походе в турагентство.
— Я заказала нам с Питом тот тур во Флориду, мы объедем все, что положено: Диснейленд, Орландо, Космический центр, Майами.
Пока она говорила, Бернис сообразила, что вновь возвращается мыслями к пленке. Что случилось с этим человеком? Что он увидел в коридоре гостиницы?
Мистера Морроу, у которого нет глаз и кладбищенские губы...
Она перекрыла этот ход мыслей. Нет, он что-то увидел, и это что-то вытащило его из комнаты. Она видела, как в телевизоре он сражается... с чем?
И кто снимал эту борьбу?
Тут ее посетила неожиданная мысль.
Сегодня после работы я вернусь в гостиницу, спущусь в подвал и посмотрю, что на самом деле там прячется.
2
«По пути в страну Гергесинскую Иисус встретил двух бесноватых. И были они столь свирепы, что никто не смел ходить тем путем. И вот они вскричали: „Что тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел ты сюда прежде времени мучить нас?“ Вдали же от них паслось стадо свиней. И Иисус изгнал бесов в стадо свиное. И вот все стадо бросилось с крутизны в море и погибло в воде».