— Он не был мифическим, — Габриэль верил в то, что говорил. — Это был последний шанс. Теперь, даже если вы снова расстанетесь, потребуются века для того, чтобы такая возможность снова появилась.
— Мы не расстанемся. — Отрезала Сэм. — Мы едины, и тебе придется принять это, Габриэль.
— Нет, — он покачал головой. — Я принадлежу свету. А ты — ни то, и ни другое. Я больше ничего не должен тебе, я ухожу.
— Габриэль, ты ведешь себя, как ребенок.
— Я и есть ребенок, твой ребенок, если ты забыла. — Бросил он ей в лицо, затем развернулся и спрыгнул с террасы.
Сэм тяжело вздохнула, и, убрав руку Дориана с коленей, поднялась.
— Он вернется. — Сказал Дориан. — Вечность — это слишком долго для того, чтобы никогда больше не пересечься.
— Тогда почему у меня такое ощущение, что я предала его?
— Ты успела привязаться к нему.
— Я успела вспомнить его. — Грустно сказала Сэм. — Он — мое дитя.
— Они все — наши дети. — Сказал он, делая широкий жест рукой.
— Тогда, может, он прав в том, что я лишила их шанса на свет?
— Мы ведь живем в любви, почему они не могут жить в любви и мире с самими собой? — Возразил Дориан.
— Потому что в них неравные доли света и тьмы. Потому они ищут себе пару. Но представь, как трудно найти того, кто восполнит твои части света и тьмы до равенства? Настолько трудно, что почти невозможно. И это единственный шанс на счастье, который мы оставили им.
— А что нужно было сделать? Дать тебе умереть?
Сэм прошлась к краю террасы.
— Я бы растворилась в свете, ты во тьме. И они могли бы успокоиться в свете или тьме, устав от поисков счастья здесь.
— А мы? Что бы делали мы?
— Не соприкасались, не обретали форму, были бы сознательным светом и тьмой, как в самом начале.
— Тьмой и светом, несущим в себе боль. Потому что я не смог бы быть прежним. И каждый, ищущий во мне покоя, находил бы боль.
Она взглянула на Дориана. Он говорил правду, похоже, у них не было выхода. Она вернулась к нему и коснулась его руки, боль сразу утихла.
— Никогда не отказывайся от нас. — Произнес он.
— Не буду, — сказала она, но ее голос не был счастливым.
Глава 16
— Мак, — Сэм вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, хотя и появилась в доме прямо посреди коридора всего в двух шагах от его двери.
— Мара, — он слегка склонил голову в знак почтения.
— Я не забыла, — произнесла она почти одними губами, и глаза ее едва ли были глазами безразличной королевы.
— Ты изменилась. — Спокойно сказал он, но это прозвучало, как удар для Сэм. — Ты теперь действительно Мара. — Он прошел в дальний конец комнаты, увеличивая расстояние между ними.
— У меня был выбор, — произнесла вслух Сэм то, что до сих пор мучило ее.
— О чем ты? — Повернулся к ней Мак.
— Умереть, — ответила она, опуская глаза, — и больше никогда не соприкасаться с тьмой.
Казалось, он побледнел от сказанных ею слов.
— Это было бы больше, чем смерть для нас. Для всех нас, для него. — Произнес он, имея в виду Нагару.
— Разве тебе было бы не легче знать, что я умерла, чем видеть меня такой? — Спросила Сэм.
— Чушь, — резко выдохнул Малькольм. — Мне было бы легче, если бы ты не мучила себя памятью своей последней человеческой жизни. Было бы легче, если бы в тебе не осталось ничего, кроме Мары. Если бы ты стала высокомерной и безразличной. — Он приблизился к ней вплотную, и в его глазах светилась боль. — Но ты приходишь, и в тебе так много любви, так много Сэм, ее глаза, ее улыбка, ее упрямство.
— Я и есть Сэм, пока не умру. — Сказала она, опуская голову. — Я пришла не для того, чтобы мучить тебя. А для того, чтобы встретиться с тобой и поговорить, чтобы ты знал, что со мной. Чтобы ты знал, что я дорожу тобой, что я ничего не забыла. Можешь казнить меня за это, Мак, но я не хочу расставаться с тобой.
— Твой друг оказался последним из детей света? — Малькольм сменил тему.
— Да, — кивнула Сэм. — Но он ушел, когда увидел нас с Дорианом, обвинив меня в предательстве. Он предпочел бы, чтобы я умерла.
— Он не понимал тебя. — Резко произнес Малькольм. — И это неудивительно, потому что он сам никогда не был человеком, он понятия не имеет, что такое тьма. Осуждает ее, не глядя, как принцип.
— Он — мое дитя. Если он так считает, это я создала его таким. — Произнесла Сэм.
— Я всегда считал тебя своим ребенком в чем-то. — Неожиданно произнес Малькольм, и горько усмехнулся. — Ты мне казалась такой маленькой и хрупкой.
Сэм не знала, что сказать, а повиснуть у него на шее она больше не имела права.