— Все еще, — он криво усмехнулся. — Никогда не поздно исправить.
— Извини, наверное, не стоило тебя спрашивать, тем более, сегодня, — тихо произнесла Сэм.
— Стоило, — Габриэль снова шагнул к ней, на этот раз просто став рядом. Сэм невольно подняла взгляд и не могла отвести глаз от его светло-зеленых океанов.
— Твои глаза, словно смотришь на море, — прошептала она.
— Михаэль был твоей любовью. — Сказал Габриэль. — Ты помнишь, какие глаза были у него?
— Я прочла: светлые. — Ответила Сэм, пытаясь отвести взгляд, но у нее ничего не выходило. Лицо Габриэля словно изнутри озарилось светом, и прямо там, в комнате, поднялся ветер, который шевелил его волосы.
— Твой друг действительно сделал тебе хороший подарок. — Сказал он, кивнув на дневник, лежащий на столике.
— Трудный подарок. — Произнесла Сэм.
— Настоящий подарок обязан быть трудным. — Сказал Габриэль. — Дети тьмы никогда не одержали бы победу, если бы Михаэль был с нами.
— А что с ним случилось? — Спросила Сэм, опасаясь услышать в ответ что-то вроде того, что она сама дала ему отставку.
— Вы были вместе, пока ты не соприкоснулась с тьмой. Потом тьма соблазнила тебя, и ты оказалась на грани, поставив под угрозу нас всех. Но ты была охвачена страстью и слепа, как все безумцы.
Сэм нахмурилась, но Габриэль продолжил.
— Ты доверяла Нагаре полностью. Михаэль не мог этого видеть, он ушел, на землю.
— Ты же говорил, что ты первый и последний из ангелов, кто ступил на землю? — Возмутилась Сэм.
— Первый из всех остальных. И точно последний. — Он отодвинулся от нее и прошелся по комнате. — Ему не позволили жить, как мне. Тьма убила его, не дав ни малейшего шанса на возвращение.
— Ты хочешь сказать, — произнесла Сэм дрожащим голосом, — что все это, вся эта бойня, была продумана заранее, и тьма целеустремленно обезглавила детей света, чтобы затем убить их?
— Это суть тьмы. — Произнес Габриэль. — И ты продолжаешь играть в ее игры, по ее правилам. Ты — марионетка тьмы. И имя тьме Нагара.
— Но он спас меня, он убил своих старейших. — Слабо возразила она.
— Небольшая цена, чтобы обезопасить себя от твоего перерождения.
Сэм затрясла головой.
— У тебя все так мрачно выходит.
— Мара, — он почти прокричал ей это в лицо, словно она была глухой, — это ты утонула во мраке.
— Михаэль, — Сэм опустилась на кровать под натиском Габриэля и ушла куда-то в себя, сжимая пальцами простыню. — Габриэль, какие у него были глаза?
— Очень светлые, почти белые. — Ответил он и улыбнулся, вспоминая.
Глава 27
Фанни лежала очень бледная на диване в гостиной, у ее изголовья стоял Габриэль.
— Габриэль, мне страшно. — Прошептала Сэм. — Ты уверен, что все хорошо?
— Я забрал всю тьму в себя. — Ответил он.
— Но почему она не двигается, и выглядит абсолютно…
— Мертвой? — Закончил он за нее.
— Да.
— Не знаю. — Покачал головой Габриэль. — Я говорил тебе, что никогда так не делал раньше.
— Кроме как со мной, — напомнила ему Сэм.
— Да, если не считать того, что тебя после этого сполна накачали тьмой. — Жестко заметил он.
Сэм промолчала, она лишь смотрела на белое лицо подруги, потускневшие веснушки, и ей казалось, что жизнь покинула это тело раз и навсегда.
— Фанни, — прошептала она с болью в голосе, и потянулась к ней рукой, провела по волне рыжих волос. Любовь, нежность, жалость, жгучая боль — все смешалось в одном этом жесте. Пальцы ее горели, касаясь холодной кожи девушки. — Фанни, — и Сэм опустилась рядом с ней на колени и положила голову ей на грудь. Плакать было не стыдно, даже если Габриэль счел бы ее слабой и глупой, ей было все равно.
— Сколько раз я вижу, как ты плачешь. — Его голос не был ни злым, ни раздраженным, он обнял ее за плечи, пытаясь поднять. А она обняла Фанни, и держалась за нее. Между двух тел: мертвым человеком и отравленным ангелом, превратившимся в человека. Но он по-прежнему был теплым, добрым, живым. Его прикосновение заставило всплыть в памяти Сэм воспоминания о других прикосновениях, еще более светлых и теплых, таких ярких и прекрасных, что в горле перехватило дыхание. Это были объятия Михаэля, она знала. Она все еще не помнила ни его самого, ни его лица, но помнила ощущения. Каждой клеточкой своего существа она чувствовала его, радовалась ему, дышала им, и мир вокруг становился таким объемным, отчетливым, невероятным, словно все, что было до этого, было лишь тусклым сном, невзрачным подобием настоящего. Сэм вздохнула, длинно, взволнованно, неровно, и закрыла глаза, полностью отдаваясь возникшему воспоминанию.