Впереди, чуть правее развалин, кто-то мелькнул на фоне светлой стены уцелевшего строения. Тер судорожным движением выключил фонарь и начал подкрадываться, накинув на голову капюшон плаща, двигаясь быстро, однако бесшумно, как учил отец. Хорошо, что Тер хоть и трусливый, но худой и ловкий. И ещё везучий: Тот до сих пор был у белого здания. Более того, он стоял спиной к Теру и, согнувшись, то ли рассматривал что-то на земле, то ли завязывал обувь. Судя по фигуре и волосам, всё-таки парень. Его одежда не была нарядом Охотника, значит, он не принадлежал к настоящим людям, ибо никто, кроме Охотников и Тех, по ночам не шастает за пределами поселений. Времени на длительные раздумья у Тера не было. Подхватив из развалин удачно подвернувшийся под ногу кирпич, он несколькими мягкими прыжками (многократно отрепетированными во время скучнейших тренировок) преодолел расстояние до начавшего распрямляться незнакомца и не от всей души, чтобы исключить возможность ошибки, но увесисто шваркнул того каменюкой по затылку. Противник рухнул и остался лежать на левом боку, часто дыша и не двигаясь. Тер перевернул его на спину и, подсвечивая фонариком, рассмотрел. Слава богу, действительно парень, точнее, подросток примерно одних с Тером лет, был бы довольно симпатичным, если бы не характерные для Тех уродливые зубы. Возможно, проходит своё Посвящение. Точнее, пытался пройти. На боку у него тоже висел клинок, подлиннее, чем у Тера, и, похоже, тоже серебряный. Видимо, они полагают, что настоящих людей берёт только серебро. Глупое суеверие.
Надо было довершить дело. Тер вынул из ножен кинжал и размахнулся. Решимости не хватало. А может быть, соврать? Сказать, что оглушил Того, а потом, как полагается, добил. В конце концов, это почти правда. Нет, не выйдет: Сед рассказывал, что после первого убийства в зрачках Охотника появляются такие особые красные точки, видимые ещё примерно сутки, так что россказнями никого не обманешь. Тер вспомнил про фляжку, отвинтил пробку и сделал несколько запоздалый ритуальный глоток тягучей, душистой, чуть солоноватой жидкости. Обещанная стальная воля Истребителей не наполнила сердце. Вообще ничего не произошло. Правда, было вкусно – спасибо маме. Тер вновь взглянул на поверженного врага. Мальчишка как мальчишка. И что он из Тех, почти не видно. Тер сплюнул. Ну не может он так. Сразу надо было, а теперь он не в состоянии – и хоть режьте! Кстати, и чудодейственный напиток ни фига не помог. Гадость эта ваша Охота, и вообще всё – сплошное враньё.
Он решительно повернулся спиной к Тому и пошёл прочь. Что ж, ежели Сед не врал насчёт точек в глазах – не быть Теру Охотником. Не очень-то и хотелось. Если честно – вовсе не хотелось. Пусть относятся как к Ники! Тер поёжился. Пусть! Ники – тоже человек, ещё и получше многих.
Тер торопливо возвращался домой, уже вслух споря с невидимыми собеседниками, ругаясь и иногда всхлипывая. А за его спиной, на бывшей площади бывшего города лежал без сознания не менее неудачливый Тот, приоткрыв рот и демонстрируя появившимся звёздам свои омерзительные клыки –до отвращения короткие.
Розовый как желание
Камешек был пронзительно-розовый. Нет, не так. Розовый цвет изношен светскими красотками и мертвенно-сексуальными Барби, опошлен и уничтожен. И всё же был непорочный Свет Розы, изначальное сияние которого вдохновляло поэтов и влюблённых. Принадлежа к обречённому кругу объектов, на коих стояла незримая печать Не От Мира Сего, он не мог не пасть жертвой бессмысленных потуг жадных подражателей, но оставил в сердцах тех, кто соприкасался с ним, да что там в сердцах – в генах след, некое смутное воспоминание, морозно топорщащее волоски на спине при случайной встрече с Настоящим.
Осколок Подлинного лежал под ногами Тимура, совершенно неуместно соседствуя с неряшливой грядкой морковной ботвы и никчёмной петрушкой. Хотя почему осколок? Камешек был гладкий, округлый, с продолговатыми впадинами и чуть заострёнными выступами, неправильной формой несколько напоминая зрелый плод конского каштана – дерева, к которому Тимур испытывал родственную привязанность. Объект т а к о г о цвета не должен был утонуть в плебейской грязи. Вздохнув, Тимур поднял камешек. Очищенный от пыли, тот смотрелся ещё лучше, наполняя ладонь переливами оттенков, сплетавшимися в единый колорит, наверняка приевшийся обитателям Эдема, но недоступный живописцам нашего мира. Тёплый цвет, казалось, согревал руку. Нет, не только казалось. Камень был горячим, будто целый день нежился на морском пляже, даже слегка – впрочем, приятно – обжигал. Но откуда тут море? Километров на семь вокруг – ни моря, ни реки, ни даже захудалого ручейка. Ни человека. Поросшие сорной травой пустоши, заброшенная тропа да болезненного вида лес практически без грибов и ягод – ублюдочная тайга средней полосы России. После дождей местность оживляли многочисленные лужи.
Дядюшка мог бы завещать жильё и в менее унылой местности. Конечно, никто не требовал перебираться сюда на ПМЖ, но когда подлая судьба от души развлеклась за его, Тимура, счёт и пребывать в любимом городе он более не мог, выбора практически не оставалось. Альтернативой была многомесячная эпопея с обменом или продажей квартиры, но, помимо риска нарваться на алчных лихих людишек, на это попросту не нашлось сил. Так что, ежели не учитывать некоторых обстоятельств, он всегда мог вернуться. Вот только обстоятельства эти были абсолютно непреодолимы. По крайней мере, в ближайшие лет пять. Или сто.
А пока что Тимур осваивался с жизнью в сельской местности: поздно вставал и рано ложился, привыкал обходиться без телевизора, взамен перечитывая захваченные из дому книги – благо, электричество сюда почему-то протянули, с мстительной радостью наблюдал, как потихоньку гибнет и вырождается без присмотра дядин огород (деревенскую работу Тимур ненавидел, разве что картошку посадил, без неё здесь уж никак было не выжить) да раз в неделю брёл в заплёванный магазинчик на станцию – к счастью, от прежней жизни оставались кое-какие накопления, ну, и к «домику в деревне» прилагалась определённая сумма.
Далеко же увёл мысли розовый голыш. Кстати, странная галька упорно не желала остывать. Совершенно необходимо было тщательно осмотреть её при настоящем свете – не зря же в настольную лампу он ввинтил стоваттку. Возможно, невесть откуда взявшийся – не ветром же его занесло на грядку – объект – это метеорит? Кстати, они могут быть радиоактивны. Метеорит такого цвета? Мда. Это вряд ли.
Осмотр под лампой ничего нового не дал, разве что по оси самого глубоко выступа обнаружился тонкий чёрный штрих – крохотная червоточина в безупречной розовости, будто завязь в зерне. Задумавшись о том, куда бы деть находку, Тимур скользнул взглядом по неуютной обстановке комнаты и наткнулся взглядом на кадку с чернозёмом, пристроенную в углу ради идиотской идеи вырастить в условиях хутора финиковую пальму и не выдворенную своевременно по причине лени. Гм, завязь, кадка… Кажется, Фрейд утверждал, что случайных ассоциаций не бывает. В памяти всплыли обрывки читанного некогда рассказа, герой которого – такой же неудачник – нашёл (в поле? в лесу?) артефакт, в припадке энтузиазма посадил его и, кажется, вырастил нечто оригинальное. Конца новеллы Тимур не помнил, но почему бы не повторить эксперимент, тем более, что дольше тетешкаться с непонятной каменюкой глупо, выбросить жалко, а подходящего места для хранения не придумывается?