Фелицию он отыскал у памятника в виде мраморного ангела. Она сидела, обхватив скульптуру бледными руками и устремив в туман взгляд своих светлых глаз.
— Тебя приходили искать трое мужчин, — сказал он.
— А ушли тоже трое?
— Поскольку они были из Скотленд-Ярда, задерживать кого-либо из них было бы неразумно.
— Полиция, — проговорила Фелиция. — Из-за меня ты лишился неприкосновенного убежища, да, Себастиан?
— Возможно, но какое это имеет значение, когда я вижу тебя в таком состоянии.
— Я такая, какой желала стать.
— Так что же, оно того стоило, увидеть, что жизнь и смерть — две стороны одной монеты, и подержать эту монету в собственных руках?
— Я многое узнала, — ответила Фелиция.
— Ты узнала больше, чем просила. А цена этой монеты — кровь.
Фелиция обхватила себя руками и устремила взор в землю.
— Я не могу, Себастиан, — сказала она.
— Но ты должна, — возразил он, — и ты обязательно это сделаешь. Жизни других должны стать твоей, и их кровь превратится в твою. Это твоя судьба, и ей никто не в силах противиться.
— А я не покорюсь ей. Клянусь. Ты, как никто другой, знаешь, кто я теперь, но, кем бы я ни была, кровью я себя не запятнала. Я не стану обагрять ею свою душу.
Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла его за руку.
— Я сказала это не в упрек тебе, — проговорила она.
— Тогда мне остается самому себя упрекать. Как ты сказала, я знаю, во что ты превратишься. Ты ослабеешь, а жажда будет становиться все сильнее, и наконец ты сама превратишься в жажду. Ты же видела, как недолго я продержался, я, который так хотел устоять перед тобой.
— Ты совершил со мной то, чего я сама желала, — сказала Фелиция.
— Даже если бы не желала, я сделал бы это! Себастиан взял в свои холодные ладони ее прекрасное бледное лицо.
— Ты пришла ко мне моей невестой, — сказал он, — а я так долго был одинок. Теперь я должен позаботиться о том, чтобы ты выжила.
— Неужели нет никакого другого выхода?
— Если ты не поддашься жажде, она станет твоим приговором. Силы покинут тебя, и твое тело не сможет шевельнуться, но душа по-прежнему будет в нем находиться. Дух твой навсегда утратит свободу устремляться в миры за пределами этого. Он будет томиться в безжизненном панцире, и это станет настоящим проклятием.
Она глянула в глубину его темных глаз, а потом он почувствовал, как она напряглась: неподалеку раздался чей-то голос.
Сквозь желтый туман блекло пробивался свет фонаря.
— Там трое, — сказала она задолго до того, как их стало возможно разглядеть.
— Те самые полицейские, — произнес Себастиан.
— Поприветствуем же их и покончим с этим делом. — Она рассмеялась, громко и с горечью.
Из тумана показались три темные фигуры. Они держались поближе к фонарю, как будто боялись его лишиться.
— Мистер Ньюкасл, — заговорил один из них. Себастиан чуть заметно поклонился, но ничего не ответил.
— И мисс Фелиция Лэм?
— А какое вам до этого дело? — резким тоном спросила Фелиция.
— Ваша тетя сообщила, что вы пропали, мисс.
— А теперь я нашлась.
— Верно, мисс. Но посмотрите, где мы вас обнаружили. На кладбище, ночью, одетую в одну лишь ночную сорочку.
— Это подвенечное платье моей матери.
— А, понятно. Подвенечное платье, значит? Сбежавшая наследница и иностранный джентльмен. Вы с нами были не вполне откровенны, верно, мистер Ньюкасл?
— Иногда, констебль, джентльмен обязан промолчать, — отвечала Фелиция. — Но вы, похоже, об этом и понятия не имеете.
— Да, мисс, я вовсе не джентльмен, вы правы. Я неотесанный парень, и я стараюсь выполнять свои обязанности. Но все же мы готовы взять вас под свою защиту, если вы попросите. Здесь не место для юной леди, да и компания не самая подходящая, насколько я могу судить.
— Ты мог бы стать судьей, только, может статься, не доживешь, — сказал Себастиан.
Он глянул на фонарь в руке констебля, и тут же слабый огонек полыхнул красным. Раскалившийся металл обжег полицейскому руку, тот завопил от боли и бросил фонарь. Внезапно стало совсем темно, запахло горелым мясом.
— Темнота таит опасность, — продолжил Себастиан и двинулся вперед.
Он почувствовал, что Фелиция вцепилась ему в плечо, и увидел в ее ясных глазах мольбу: «Остановись!» Вместе они наблюдали, как трое полицейских неслись прочь, еле находя дорогу среди надгробий и деревьев. Наконец воцарилась тишина.
— Теперь они станут угрозой для нас, — произнес наконец Себастиан. — Мы могли бы подкрепиться, а теперь нам надо скрыться. Разумно ли было меня останавливать?
— Я остановила тебя, потому что очень хотела пустить тебя туда. И присоединиться к тебе. Справа стоял такой молодой. Вот его-то я и хотела.
— Он был твой, Фелиция. Всего мгновение, и он может стать твоим.
— Нет, Себастиан. Этого случиться не должно. Я не могу делать то, что сделал ты. Я никогда этого не хотела.
Я мечтала лишь о смерти, мире и свободе. Я хотела обрести знание, а не силу уничтожать других.
— Ты еще многое сможешь узнать, — увещевал ее Себастиан, — и времени у тебя будет достаточно, но только если ты вкусишь жизни.
Она отшатнулась от него и оперлась о мраморное надгробие, на котором было высечено имя кого-то, давно умершего. Никогда еще Фелиция не казалась Себастиану такой прекрасной и такой любимой, как теперь, когда отвергла все, что он мог ей дать.
— Ты отказалась от земной жизни, для которой была предназначена по рождению, — сказал он. — Если ты не воспользуешься и второй данной тебе возможностью, ты будешь обречена на бесконечную пустоту.
— А разве это намного отличается от того, что приходится терпеть тебе?
— Я, по крайней мере, существую. Я хожу по земле. Разве есть что-то более драгоценное?
— Так это все, что может дать тебе твое чародейство? Возможность ходить по земле, подобно любому другому человеку?
— Другие умирают, — напомнил ей Себастиан. Фелиция протянула к нему руку, сделала один шаг и упала на колени.
— Помоги мне, — пролепетала она. Он посмотрел на нее с состраданием.
— Ты не должна преклонять колени ни передо мной, ни перед кем другим.
— Я не хотела, — произнесла она. — У меня нет сил стоять.
— Тебе нужно насытиться кровью, и сделать это ты должна немедленно.
— Нет, — ответила она. — Слишком поздно. Не надо крови. Не надо жизни.
Она упала на мокрую траву. Себастиан склонился над ней; он попытался поднять ее на ноги. Целовал и кричал на нее.
Ничего не помогало. Ее охватил беспробудный сон. Себастиан взял Фелицию на руки и двинулся в сторону своего дома, но тут же понял, что там его поджидают те трое. Он повернулся к камням, к могилам, стражем которых он был на протяжении половины столетия, но они не даровали ему утешения. Себастиан вгляделся в лицо любимой, надеясь увидеть хотя бы робкий проблеск жизни, но увидел лишь холодную безупречность. Но все же он знал, что душа ее заточена в этом мертвом теле и обречена остаться там до скончания времен.
Он положил ее в каком-то склепе и понесся в ночь. Выли псы, мрамор рассыпался на осколки, как стекло, и трое полицейских, дрожавших среди ночного тумана, решили, что расследование им лучше продолжить при свете дня.
Винный погреб
Реджиналд Каллендер проснулся оттого, что где-то настойчиво стучали. Звук доносился издалека, вплывал в сознание постепенно и перед тем, как разбудить Каллендера, вплелся в сюжет сновидения. Во сне Реджиналд вновь и вновь наносил кому-то удары тростью.
Тогда он уставился в потолок. Каждый стук в дверь с силой отдавался у него в голове, но Каллендер лишь бранился вполголоса и ждал, когда же настанет тишина. Он спрашивал себя, какой сейчас день и даже какое время суток. Разлепив на одном глазу слипшиеся веки, он увидел, как сквозь задернутые шторы пробивается одинокий солнечный лучик. И тут же уснул.