Иногда, как они сами рассказали членам суда инквизиции, в замок мальчиков завлекали слуги Анриет и Пуату. Однажды Жиль, когда они остановились в Ла-Рош-Бернаре, мельком в окне заметил мальчика, который ему очень понравился. Он сказал: «Этот малыш красив, как ангел». Больше слов не требовалось. Пуату незамедлительно отправился к матери мальчика, которой объяснил, что маршал Франции желает взять его к себе оруженосцем. Были даже куплены снаряжение и маленькая лошадь, соответствующие новому положению мальчика. На постоялом дворе кто-то сказал Пуату: «Какой у маршала прелестный паж».
Позднее в Нанте видели купленную для мальчика маленькую лошадь. Но она принадлежала уже кому-то другому. Об этом стало известно в Ла-Рош-Бернаре. Перрина Лоссар, мать мальчика, спросила у проезжавших людей маршала, где ее сын. Ей ответили: «Не беспокойся. Если он не в Машкуле, то в Тиффоже или в Шантосе».
Наконец, отбросив хотя бы видимость приличия, Жиль де Рэ стал выбирать жертвы чуть ли не во дворе своего замка. Однажды вечером, заметив в соседней деревне миловидного 18-летнего ученика портного, чинившего платья, маршал пожелал видеть его у себя.
В этом деле участвовали Жиль де Силле, кузен Жиля де Рэ, и другой его сообщник – Роже де Бриквилль.
Когда они пришли к портному, чтобы заказать себе перчатки для соколиной охоты, то тоже увидели этого ученика – маленького прелестного Гандрона. Они тут же отослали его в замок с поручением для слуги Жиля. «Но берегись, – советовали ему, – не иди через Долину Камней. Старых и уродливых там убивают, но они хватают молодых и красивых».
Даже поварята на кухне не чувствовали себя в безопасности, когда туда спускались слуги маршала. Однажды вечером привлекательного юношу, поворачивавшего вертел на кухне, заметил сквозь дым очага один из господских слуг. На следующий день мальчик исчез, и его больше не видели. Из двух братьев Гамелин один был намного красивее другого. Понятно, Жиль выбрал первого, но убил обоих.
Особенно часто дети исчезали в дни раздачи милостыни. В это время мосты у ворот замка опускались, и слуги распределяли подаяние между бедными: еду, немного денег, одежду. И если замечали среди детей особенно красивых, то уводили с собой под предлогом дать им на кухне чего-нибудь еще.
Все хитрости, которые придумывались для успокоения населения, со временем потеряли всякую убедительность. С каждым годом люди видели, что все больше и больше исчезает мальчиков – даже если учитывать нападения волков, болезни, гиблые болота, уголовных убийц.
Ханжески фанатичная и предусмотрительная герцогиня Анна Бретонская распорядилась, чтобы каждое мгновение суда над Жилем де Рэ было зафиксировано и сохранено в архивах Нанта.
Главные сообщники, друзья Жиля, его кузен Жиль де Силле и Роже де Бриквилль, струсили сразу. При первом же намеке на опасность они вскочили на коней и умчались прочь из Машкуля. Кроме двух слуг, с Жилем никто не остался, но в последний момент они тоже стали свидетельствовать против него, «чтобы не быть против Бога и не оказаться навечно лишенными небесного милосердия».
Как мы уже писали, арестовывать маршала пришли в середине сентября 1440 года. Под стенами Машкуля капитан эскорта Жан Лаббе потребовал опустить мосты и впустить в замок солдат герцога Бретонского. Услышав имя Лаббе, Жиль перекрестился, поцеловал талисман и сказал Жилю де Силле: «Достойный кузен, вот момент обращения к Господу».
Жан Лаббе приказал маршалу следовать за ним. Ан-риет и Пуату пожелали сопровождать своего господина. Остальные же, как говорилось, предпочли спасаться бегством.
Яков V запретил обыскивать замок, чтобы выиграть время для получения убедительных доказательств преступлений. Маршал оседлал коня и последовал за бретонцами. Его губы шевелились в молитве. Когда проезжали деревни, со всех сторон дороги раздавались проклятия. В Нанте, вместо того чтобы отправить де Рэ в замок Тур-Нев, где остановился герцог, Жиля, к его удивлению, препроводили в зловещий замок Буффэй, место отправления правосудия в герцогстве. К счастью, там он не остался один. Кроме слуг, ему позволили оставить своего органиста, хотя конечно же в тюрьме не было ни органа, ни архидьякона, ни певчих.
Тем временем от архиепископа пришло указание запретить арестованному маршалу исповедоваться и вообще любое общение с внешним миром. Церковный трибунал, как он заявил, должен был знать обо всем происходящем в человеческой душе и судить об этом по поведению узника. Поэтому важно было знать, через какое расстройство органов чувств сатана проникает в человеческое существо.
Чтобы умилостивить инквизиторов и «спасти свою душу», Анриет давал показания первым. Он подробно рассказал, как около восьми лет назад по указанию Жиля де Рэ, которому тогда было очень скучно, читал вслух своему хозяину труды Светония и Татица, переводя с латыни, о преступлениях Тиберия, Калигулы и других цезарей. Именно той ночью, по его словам, быстрее заструилась кровь в жилах маршала, было найдено несколько жертв и совершены первые сексуальные преступления. После этого Жиль де Рэ доверился своему кузену де Силле и его другу Роже де Бриквиллю. В тот год было убито 120 детей. Анриет повторил: во всем виновато чтение.
Чтобы осудить Жиля, инквизиция искала такое преступление, для которого не существует возможности божественного милосердия. Этот язычник, как она считала, погрязший в грехах римских цезарей, был не совсем тем объектом, который нужен был суду по делу, связанному с колдовством. Стоя под распятием, Анриет свидетельствовал, что его господин был человеком чувственным и не лишенным театральности. Выходя из большой комнаты после совершенного преступления, он ступал величаво и торжественно, словно играл на сцене. Тем временем все, кто находился вне комнаты, кроме ближайших сообщников, вряд ли подозревали о телах, в последних судорогах бьющихся по углам комнаты де Рэ, и едва ли слышали слабые стоны, так как детям затыкали рты, чтобы не слышать их плача. И после того как Жиль в самый последний момент делал разрез на шее мальчика, чтобы тот стал «спокойней», а скорее – чтобы насладиться его предсмертными конвульсиями, слуги уносили тело, чтобы их господин мог без промедления броситься в постель и предаться молитвам.
Еще, если верить показаниям Анриета, тела долго свисали с больших крюков на стенах покоев маршала. Даже таким способом Жиль де Рэ получал удовольствие. Когда все было кончено, слуги относили тела вниз, отделяли головы и показывали их хозяину, чтобы тот оценил, достаточно ли они хороши. Иногда его охватывала дьявольская ярость и он требовал множества детей, которых вначале пытали самым чудовищным образом, а потом убивали. Жиль де Рэ привык купаться в крови, разрезая свои жертвы и ложась между ними. Иногда он опускался на колени перед горящими телами и смотрел в лица, освещенные лижущими их языками пламени; он любил созерцать головы, которые были засолены в сундуках, «самые красивые, чтобы сохранить их подольше» и целовать их в губы. Эти ужасные заготовки осуществлял Пуату.
Ни во время этих оргий, ни при безумствовании в наслаждениях Жиль де Рэ не переставал бормотать молитвы, обращенные одновременно и к господу и к дьяволу, и убеждал свои жертвы молиться о нем в небесах. На следующий день проводилась большая месса, посвященная жертвам.
Существует либо безумное, либо очень коварное письмо маршала королю, где де Рэ признавался, что удалился от его двора в свое поместье потому, что почувствовал к дофину Франции «такую страсть и нечестивое желание, что однажды убил бы его». В то же время он умолял короля позволить ему удалиться в монастырь к кармелиткам.
Это привело к тому, что король, прекрасно зная, что Жиль не безумен, полностью перестал принимать участие в процессе против одного из самых высокопоставленных военных чинов королевства.
24 октября узника ввели в зал для допросов в замке Буффэй. В облачении ордена кармелиток, опустившись на колени, де Рэ начал молиться. За свисающими с потолка гобеленами были приготовлены все инструменты для допроса: дыба, клинья и веревки. Жиль полагал, что герцог Бретонский находится там же, за занавесью. Сенешаль Пьер де л'Опиталь призвал его исповедоваться. Великий сенешаль заявил, что слуги рассказали почти все. И ему зачитали показания Пуату и Анриет. Бледный как смерть, Жиль подтверждал, что они рассказали правду, что он действительно забирал детей у матерей и делал с ними вышеописанное и иногда вскрывал трупы, чтобы изучать строение сердца и внутренностей; некоторые из таких случаев он описал на допросах, вспоминая красоту умерщвленных им детей, согласился с восемьюстами убийствами и магическими попытками вызвать дьявола – одной в Тиффоже, другой в Бурнеф-ан-Рэ; где происходила третья, он не мог сказать, так как это было ночью и случайно. Доказательства колдовства и содомии были полностью очевидны.