Я покосилась на суровые лица итальянцев, потом на Доминика. Тот едва заметно кивнул, и я заговорила. Присутствующие слушали меня, сдвинув брови. Когда я замолчала, аббат задумчиво потёр лоб.
— Вы предлагаете использовать змеиный яд в качестве галлюциногена?
— Скорее в качестве психотропного средства. Он не замутит разум, а, наоборот, поможет его расширить.
— Многие народы древности прибегали к подобным методам, чтобы выйти за пределы собственного сознания, — вмешался отец Энтони.
— Вы имеете в виду состояние транса? — уточнил брат Томас.
— Мне больше нравится термин "состояние повышенной бессознательной деятельности". Человек остаётся в сознании, но перешагивает за его грань, получает доступ к другим сферам бытия и становится способным к ясновидению. У примитивных народов это состояние считалось входом в потусторонний мир. Шаманы располагали целой системой толкования образов, которые являлись им в этом мире. Расшифровав образы, они достигали высших уровней знания.
— И змеиный яд поможет этого добиться? — усомнился аббат.
— Конечно, доза должна быть небольшой, — вставила я. — И не мешало бы использовать противоядие. Через несколько часов я встречусь с врачом, у которого надеюсь получить консультацию. Что до проводника, то у нас есть на примете смертный, идеально подходящий на эту роль. Он — уроженец Тибета, знаком с тайными учениями тибетских магов и медитативными практиками.
Аббат Джозеф вопросительно посмотрел на помощников кардинала.
— Мы должны испробовать все средства, — на ломанном английском заявил один.
Другой поддакнул:
— Времени остаётся всё меньше. Возможно, это — последняя возможность выяснить, где всё произойдёт.
— Похоже, у нас нет другого выбора, — вздохнул аббат.
— Я свяжусь с Лодо…
— В этом нет необходимости, — перебил аббат. — У нас уже есть проводник.
Брат Клеомен, до того не произнёсший ни слова, понял, о ком шла речь, на секунду раньше меня. Рот его приоткрылся, но озвучила ужасное предположение я:
— Патрик? Вы имеете в виду Патрика?..
— Он связан с потусторонним миром, в какой-то мере он — часть его, — пояснил аббат. — Не случайно ведь ему посланы видения…
— Патрик — ещё ребёнок! И вы готовы сознательно травить его змеиным ядом?
— Разве минуту назад вы не сказали, что в малых дозах он безвреден?
— Для взрослого человека!
— Прошу тебя, Джозеф, — взмолился брат Клеомен. — Подумай, что ты говоришь. Это же — Патрик… Наш Патрик…
— Тот самый мальчик, который видит, как ломаются печати? — подал голос один из итальянцев. — Избранный? Конечно, знание может открыться только ему.
— Знание откроется тому, кто сможет его постичь, — насмешливо возразил Доминик. — И, разумеется, смертному, который знаком с подобными практиками, это удастся лучше. Я испытал на себе силу чар тибетских мудрецов. Ученик одного из них способен на большее, чем несведущее испуганное дитя.
Я бросила на Доминика благодарный взгляд. Брат Клеомен и отец Энтони согласно закивали. Аббат явно колебался.
— Только Избранный сможет постичь смысл видений, — упрямо пробубнил итальянец. — А это дитя было избрано…
— Кем? — гаркнула я. — Племянник вашего кардинала тоже был избран? И где он сейчас?
— Не будем спорить, — аббат миролюбиво поднял руки. — Я понимаю ваше беспокойство о благополучии мальчика и никогда бы не предложил провести сеанс, если бы сомневался в его безопасности. И, конечно, я не намерен проводить его без согласия Патрика. Поговорим с ним: как он решит, так и будет.
— Он уже спит, — попытался возразить брат Клеомен.
— Это не займёт много времени. Брат Томас, скажи Патрику, что мы его ждём.
— Это просто уловка, — прошипела я. — Вы прекрасно знаете, что Патрик не откажется помочь!
— И я приму его помощь, потому что от неё зависит слишком многое.
Брат Томас уже исчез за дверью, Доминик успокаивающе провёл ладонями по контуру моих плеч.
— Не волнуйтесь, дочь моя, — постарался утешить меня отец Энтони. — Уверен, что с Патриком ничего плохого не произойдёт.
Вроде бы волноваться в самом деле не о чем: доза яда будет небольшой, и Патрику знакомо состояние транса — потусторонний мир он "посещал" уже много раз… Но почему тогда я готова свернуть аббату шею, лишь бы помешать проведению сеанса?.. Звук голосов стих, когда на пороге появился Патрик. Его личико было сонным, глаза, пробежав по присутствующим, радостно остановились на мне.
— Здравствуй, Патрик, — мгновенно оказавшись рядом, я обняла его. — То, о чём, сейчас попросит аббат Джозеф…
— Дочь моя, — сурово прервал меня аббат. — Это решение должен принять Патрик и никто другой.
Пока он излагал суть предстоящего испытания, мне всё больше хотелось его придушить. Патрик внимательно слушал. По лицу Доминика блуждала ехидная ухмылка, взгляд пару раз остановился на пальцах Патрика, вцепившихся в мою ладонь.
— Ты не обязан этого делать, — прошептала я, едва аббат замолчал. — Это может быть опасно и не известно, даст ли желаемый результат.
Аббат с укором покачал головой.
— Ты тоже будешь здесь? — с надеждой спросил Патрик.
— Конечно, но…
— Тогда я согласен.
— Патрик, — развернув к себе, я взяла его руки в свои. — Я не хочу, чтобы ты на это соглашался.
Краем глаза я видела, как брат Клеомен удержал за плечо снова собрашегося вмешаться аббата. Но Патрик только беспечно улыбнулся.
Бешенство, в котором я покинула собрание, было бы трудно облечь в слова. Аббат попытался распрощаться со мной по-дружески, но я даже не обернулась и для себя решила, что непременно сниму кожу и с него и с обоих итальянских посланцев, если с Патриком что-то случится. Доминик не разделял моего настроя, но от ехидных комментариев воздержался. В ту же ночь мы отправились к доктору Лики, который выверил безопасную дозу яда, снабдил сывороткой против укуса японского щитомордника и, явно избегая задавать вопросы, пожелал нам удачи. Теперь между сеансом и его проведением не стояло ничего…
Комната, где он должен быть проходить, показалась мне мрачной несмотря на зажжённые свечи. Проигнорировав приветствие аббата, я подошла к дивану, на котором расположился Патрик. Вокруг дивана, словно почётный караул, стояли брат Клеомен и отец Энтони, оба итальянца, брат Уильям, брат Томас и брат Фрэнсис — последний должен был выполнять обязанности медика. При виде меня Патрик вскочил на ноги, я мягко вернула его на диван. Всё было готово. Набрав яд в шприц, брат Френсис подошёл к Патрику, и тот с готовностью закатал рукав рубашки…
Минуты тянулись бесконечно. Не знаю, сколько их прошло: три, пять, десять… Откинувшись на спинку дивана, Патрик не проявлял ни симптомов токсического отравления, ни признаков перехода в состояние "повышенной бессознательной деятельности". Его личико было спокойным, блестящие зелёные глаза не отрывались от меня. Но постепенно дыхание его учащалось, зрачки расширялись, а взгляд становился рассеянным. Он блуждал по всей комнате и вдруг сосредоточился на чём-то в дальнем углу. Плотно сжатые губы разомкнулись, и я услышала тихое:
— Входите тесными вратами… потому что широки врата и пространен путь… ведущие в погибель… и многие идут ими…
Братья и преподобные отцы зашевелились, растерянно переглядываясь, пока один из итальянцев не произнёс:
— Matteo[1]…
— Глас вопиющего в пустыне, — пробормотал Патрик. — Приготовьте путь Господу… прямыми сделайте стези Ему…
Я недоумённо повернулась к Доминику, но на мой непроизнесённый вопрос ответил отец Энтони:
— Это из Евангелия от Марка…
— Тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного… — продолжал Патрик.
— Евангелие от Луки… Он цитирует из Евангелий четырёх апостолов…
— В начале было Слово… и Слово было у Бога, и Слово было Бог… — шептал Патрик. — В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…
— Evangelium secundum Ioannem[2]…- хором пробубнили итальянцы.