Не знаю, с чего меня так прорвало. Мало ли что говорит ненавидящий Доминика Винсент? Но одно было правдой: Доминик знал почти о каждом моём шаге, я о его передвижениях — ничего. Выражение восторга на его лице приводило меня в бешенство. Страшно захотелось сорвать часы и броситься на него, как в старые добрые времена. Доминик как будто прочитал мои мысли и, сомкнув руки вокруг моего тела, прошептал:
— Прошу тебя… Избавься, наконец, от этих часов…
Я вывернулась. Доминик стиснул пальцы и убрал руки за спину, видимо, чтобы устоять перед соблазном снова попытаться меня схватить.
— Мне так нравится твоя ревность, что я никак не могу заставить себя положить ей конец объяснением. Но, ради того, чтобы ты сняла эти треклятые часы, готов и на это!
С нарочитым спокойствием я прошествовала в спальню и, едва Доминик оказался рядом, восстановила линию круга из освящённой земли. Потом демонстративно поправила часы и присела на пуфик, закинув ногу на ногу.
— Это займёт совсем немного времени, — заверил Доминик. — Поэтому не располагайся, будто собираешься провести на пуфе вечность.
"Объяснение" было в самом деле коротким. В поисках союзников, бессмертные добрались и до Индии — родины бесчисленных существ, прочно поселившихся на границе между тем и этим миром. Некоторые бессмертные уроженцы полуострова Индостан взяли на себя рекрутирование в союзники гандхарвов, якшей, калакеев[2] и прочей нечисти индийских джунглей и гор, не относившейся ни к людям, ни к демонам. Доминик должен был обратиться к нагам — древним змееподобным существам, владевшим магией, искусством оборотничества и другими талантами, позволявшими им принимать облик людей и спокойно жить в человеческом мире. Их "естественный" вид — человеческий торс и змеиный хвост вместо ног. Но в человеческой ипостаси наги, как мужские, так и женские особи, славились несказанной красотой и часто вступали в самые близкие отношения со смертными. Доминик был когда-то дружен с сёстрами-нагини, "аристократками" змеиного рода, поэтому миссия общения с могущественными нагами была возложена на него…
— Был дружен? — ехидно переспросила я. — Насколько дружен?
Доминик опустился на пол перед пуфом.
— Любовь моя, всё, что произошло за время моего существования до встречи с тобой, не значит для меня ничего. И для тебя должно значить не больше.
Он наклонился ко мне, насколько позволяла освящённая земля.
— Я и представить не мог, что это вызовет такую бурю… Иначе рассказал бы уже давно.
Но я ещё злилась, хотя причины для этого, в принципе, не было. В конце концов, Доминика тоже не привело бы в восторг то, как я провела прошлую ночь. Украдкой сорванные Эдредом поцелуи не значили ничего, но я ведь не обмолвилась о них ни словом. Так можно ли злиться на Доминика за то, что он умолчал о деловом рандеву с девицами, с которыми развлекался за несколько сотен лет до моего рождения? И всё же при мысли, что его руки притрагивались к чьей-то, не моей, коже, внутри всё начинало кипеть… Тело Доминика, буквально нависшее над моим, уже трепетало от нетерпения.
— Мучительница… Чем дольше ты меня дразнишь, тем сильнее тебе придётся об этом пожалеть, когда я, наконец, до тебя доберусь…
— При одном условии. К твоим бывшим "подружкам" я отправлюсь с тобой.
Доминик погладил ладонями воздух вокруг моих бёдер.
— Хорошо. Но и у меня есть условие. Я тоже отправлюсь с тобой, куда бы ни позвал тебя следующий звонок отца Фредерика или ещё какая-нибудь дьявольщина.
Сбросив часы, я стиснула ладонями его лицо и яростно впилась в губы.
[1] Скарборо (англ. Scarborough) — курортный город на берегу Северного моря в английском графстве Норт-Йоркшир.
[2] Гандхарвы — группа сверхъестественных существ, иногда враждебных людям. Г. могут менять свой облик и нередко появляются среди людей в человеческом обличье, соблазняя смертных женщин.
Якши — оборотни, обитающие в горах и лесах. Согласно индуистской мифологии, они часто жили в мире и согласии с людьми, а иногда даже находились у них в услужении.
Калакеи — потомки враждебных богам данавов-великанов. Название "калакеи" можно перевести с санскрита как "черные" или "черно-синие" люди.
Исступление этой ночи было пугающим. Без синяков не остались ни я, ни Доминик, и я сильно подозревала, что сломала ему пару рёбер. То, что уцелели мои, было чудом. Всё кружилось и металось вокруг, словно нас перекидывало из одной воронки торнадо в другую — абсолютное торжество хаоса… и горящие восторгом и страстью глаза Доминика… Когда к нам обоим вернулась способность говорить, он пощекотал губами мочку моего уха и проворковал:
— Может, мне чаще давать повод для ревности?
— Попробуй, если не жалко сломанных рёбер!
— Мне жалко твоих. Но, кажется, хотя бы настолько я сдержался?
Ласково проведя ладонями от моих бёдер к плечам, он довольно ухмыльнулся.
Всё цело.
— А у тебя?
— Я это переживу.
Состроив виноватую гримасу, я поцеловала его, Доминик рассмеялся.
— Слишком уж старательно ты изображаешь раскаяние. Это заставляет усомниться в искренности.
— Мог хотя бы сделать вид, что веришь, — шутливо надулась я. — И когда же мы отправляемся в Индию?
Доминик снова рассмеялся.
— Я уже думал, ты забыла.
— Так вот на что были направлены твои старания. Боюсь, ничего из этого не вышло!
И действительно — забыть о змееподобных красотках, когда-то пленивших Доминика блеском чешуи, я не могла при всём желании. Расспрашивая об особенностях их пресмыкающейся породы, я не скупилась на ехидство. Доминик при этом так и светился от радости, скрыть которую даже не пытался. Таким довольным я не видела его давно. Продолжая трястись от злости, я уединилась в гардеробной, собираясь подготовиться к путешествию по-своему. Выбранный мной наряд был чистейшей провокацией: короткое платье из змеиной кожи, плотно облегавшее тело, высокие сапоги из того же материала, волосы, нарочито небрежно собранные на затылке в узел, и длинные изумрудные серьги, спускавшиеся чуть не до плеч. Доминик, увидев меня, изменился в лице, и причиной было явно не возмущение из-за моего намерения поиздеваться над его чешуйчатыми подругами. Тут же оказавшись рядом, он стиснул ладонями мою талию и жарко зашептал:
— Каждый раз, когда думаю, что выглядеть более соблазнительно, чем ты уже выглядишь, невозможно, тебе удаётся сразить меня… Может, отложим посещение сестёр до следующей ночи?
— Разве ты не собирался отправиться к ним ещё вчера?
Вывернувшись, я мгновенно подхватила часы, и застегнула на запястье ремешок. Доминик издал раздосадованный стон.
— И как долго мне ещё расплачиваться за то, что ты не родилась несколькими столетиями раньше?
— Всё зависит от того, что я буду узнавать о твоём тогдашнем досуге.
К моменту знакомства с Домиником пару веков назад, обе нагини уже успели сменить десятка по два смертных мужей и, пресытившись быстротечной жизнью людей, удалились в горы. Вокруг пещеры, где они расположились, шумели джунгли. Рядом — озеро несказанной красоты. Место было настоящим раем по сравнению с грязными переполненными городами, куда сестрицы спускались только изредка, чтобы развлечься со смертными.
Когда мы возникли на пороге пещеры, навстречу нам выплыли две вполне человеческие на вид девицы. К моему большому разочарованию, змеиных хвостов не было и в помине, а сами девицы оказались очень красивыми. Узкие талии, широкие бёдра, пышные бюсты — точно ожившие статуи со стен храмов Кхаджурахо[1]. Яркие глаза смотрели томно и маняще, от каждого изгиба их полуобнажённых тел исходила чувственность. Возбуждённо лопоча, они радостно суетились вокруг Доминика, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я кашлянула, едва сдерживая злость. Доминик лукаво улыбнулся и, не касаясь, обнял меня за талию. На лице стоявшей справа от него девицы отразилась неприязнь, и она что-то пробормотала на непонятном языке.
— Да, — по-английски подтвердил Доминик. — Она — моя избранница.
Отметив, что сестрицы ниже меня ростом, я смерила их взглядом сверху вниз. Правда, неприкрытую враждебность излучала только одна. Другая, несколько раз качнув из стороны в сторону головой, медовым голоском пропела: