Минуты тянулись бесконечно. Не знаю, сколько их прошло: три, пять, десять… Откинувшись на спинку дивана, Патрик не проявлял ни симптомов токсического отравления, ни признаков перехода в состояние "повышенной бессознательной деятельности". Его личико было спокойным, блестящие зелёные глаза не отрывались от меня. Но постепенно дыхание его учащалось, зрачки расширялись, а взгляд становился рассеянным. Он блуждал по всей комнате и вдруг сосредоточился на чём-то в дальнем углу. Плотно сжатые губы разомкнулись, и я услышала тихое:
— Входите тесными вратами… потому что широки врата и пространен путь… ведущие в погибель… и многие идут ими…
Братья и преподобные отцы зашевелились, растерянно переглядываясь, пока один из итальянцев не произнёс:
— Matteo[1]…
— Глас вопиющего в пустыне, — пробормотал Патрик. — Приготовьте путь Господу… прямыми сделайте стези Ему…
Я недоумённо повернулась к Доминику, но на мой непроизнесённый вопрос ответил отец Энтони:
— Это из Евангелия от Марка…
— Тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного… — продолжал Патрик.
— Евангелие от Луки… Он цитирует из Евангелий четырёх апостолов…
— В начале было Слово… и Слово было у Бога, и Слово было Бог… — шептал Патрик. — В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…
— Evangelium secundum Ioannem[2]…- хором пробубнили итальянцы.
Патрик замолчал. На лбу у него выступил пот, лихорадочно блестевшие глаза продолжали таращиться в угол.
— Патрик… — осторожно позвал его брат Клеомен. — Что ты видишь?
Личико Патрика приобрело зеленоватый оттенок, по телу пробежала судорога.
— Ну всё, хватит! — я бросилась к столику у стены, где брат Фрэнсис расставил свои склянки, и, подхватив пузырёк с нашатырём и шприц с противоядием, мгновенно оказалась возле преподобного брата.
— Подождите, ещё рано, — возразил аббат. — Сын мой, где это произойдёт?
— …потому что земля эта будет пустынею… — голос Патрика стал хриплым, он начал задыхаться. — Ибо… где… будет… труп, там… соберутся орлы…[3]
— Назови место! — молил аббат.
Патрик зашёлся крупной дрожью, взляд его, до того вполне осмысленный, затуманился.
— Там, где разные твари земные соседствуют на одной поверхности… — прохрипел он. — Где встречаются пустыня и море… где из тумана выступают скалы… где выход сторожит огромный пёс… а вход освещает светильник без света… где под небом раскинулись жертвенные чаши… и в преисподнюю ведут тропы мёртвых…
— Введите ему противоядие! — рявкнула я. — Сейчас же!
Патрик забился в конвульсиях, и я вцепилась в него, чтобы брат Фрэнсис смог ввести сыворотку. Кожа вокруг ранки, оставленной шприцом с ядом, слегка опухла и посинела. Брат Фрэнсис воткнул иглу почти в то же отверстие. Патрик перестал дёргаться, глаза его закатились, так что стали видны только белки…
— Нашатырь! Быстро! — скомандовала я.
Трясущимися руками брат Клеомен поднёс пузырёк к носу Патрика. Тот закашлялся и часто заморгал. Дыхание было прерывистым, но взгляд прояснялся.
— Патрик, — я бережно прислонила его к спинке дивана. — Ты меня слышишь?..
Он глубоко вздохнул и чуть слышно прошелестел:
— Песчаный… дождь…
— Ему нужно побольше пить, — посоветовал брат Фрэнсис. — Чтобы яд быстрее вышел из организма.
Патрик постепенно приходил в себя и даже попытался увернуться от стакана, поднесённого к его рту. Я погладила его по волосам.
— Выпей, тебе сразу станет легче.
Он послушно сделал несколько глотков, правда, был настолько слаб, что мне пришлось поддержать ему голову. Но пульс его уже возвращался в нормальный ритм. Через какое-то время брат Фрэнсис пощупал мальчику лоб, проверил зрачки и уверил, что состояние его больше не внушает опасений. Я укутала Патрика в одеяло, он слабо сжал мою ладонь и не отпускал руку, пока его не сморил сон.
[1] Matteo (итал.) — Матфей, один из четырёх апостолов-евангелистов.
[2] Evangelium secundum Ioannem (лат.) — Евангелие от Иоанна.
[3] Евангелия от Матфея (24:28).
Все, кроме брата Клеомена, Доминика и меня, уже вышли в соседнюю комнату. Когда Патрик заснул, брат Клеомен тронул меня за плечо: