– Перевезем в госпиталь, конечно. Изолируем пока что… – Она увидела, что происходит с руками священника. – И давно у вас это? – тихо спросила она.
– Началось примерно три месяца назад,– ответил он. – И чем дальше, тем становится хуже.
– Вы виделись с врачом?
– Да, я говорил с доктором Дораном из центрального окружного госпиталя.
Потребовалась секунда, чтобы Дельгадо осознала полное значение услышанного.
– Доран? Ведь он специалист по мышечной атрофии.
– Совершенно верно. – Сильвера поднял ладонь, мрачно усмехаясь. – Очень мило, си? Он сказал что то же самое было у Лу Гехгрига.
– Болезнь Гехгриха? – тихо сказала он. Она прекрасно понимала, что это значит – этот широкоплечий, здоровый на вид, человек будет мертв через два, самое большее, через пять лет.
– Доктор Доран так же выразил мне свое сочувствие. А теперь, не буду вам мешать.
Он шагнул мимо нее, спустился вниз по лестнице и покинул здание.
9.
День постепенно серел, переходя в вечер. С востока медленно наступала ночь. Лениво шевелились в сердце Мохавской пустыни ветры, охлаждаясь, пока через горы они перелетали к Лос–Анжелесу. После наступления ночи в холмах начинали выть псы – и музыка эта имела сегодня ночью в два раза больше особых слушателей, чем ночью прошлой
А в небе, лишь изредка освещаемые вспышками неона с Закатного бульвара, рекламировавшего последние альбомы “Стоунз”, “Чип Трик” и “Рори Блэк”, черными листьями кружили летучие мыши, вылетевшие из своих темных горных пещер.
10.
Гейл Кларк повернула с Лексингтон–авеню на стоянку Сандалвудапартаментс, дорогостоящего многоквартирного дома–комплекса. Она тут же увидела, что разукрашенный фургон Джека Кидда стоит на привычном месте. “Итак,– подумала она,– где же ты прятался? Мне весьма пригодились бы несколько снимков кладбища на Рамонских Холмах”. Она затормозила рядом с фургоном и покинула машину, направившись через двор с пальмами, которые подсвечивали скрытые зеленые прожектора. Она достигла двери Джека и увидела, что во всех окнах темно. “Может, уехал в город с кем–то? – подумала она – Куда он мог деваться? Может, встреча с людьми из Гринпис–организации? Или занят рекламой своего фильма, устроил деловую встречу с нужным человеком? Если так, то бедняга Трейси пробьет головой крышу”.
Гейл отыскала на своей цепочке для ключей ключ от входной двери Джека и уже собиралась сунуть его в замочную скважину, как вдруг сообразила, что дверь уже немного открыта, примерно на два дюйма. “Это странно,– подумала она. – Джек не настолько доверчив, чтобы оставлять свою квартиру не запертой”.
Она открыла дверь шире и позвала:
– Джек, ты дома?
Когда ответа не последовало, она нахмурилась, вошла в темную комнату, нащупала на стене выключатель.
Кофейный столик был перевернут, на полу в лужице застывшего воска лежала свеча.
– Джек? – снова позвала Гейл и через гостиную двинулась в спальню. Дверь была закрыта, и Гейл остановилась на несколько секунд, размышляя, что теперь предпринять. Тишина была какая–то вязкая и зловещая. И напоминала ей безмолвие кладбища, где она недавно побывала утром. Она вспомнила лица полицейских – они готовы списать этот случай, как еще один акт вандализма. Но увидев разбросанные в теплом утреннем солнечном свете кости выброшенных из гробов трупов, лица их зеленовато побледнели, и Гейл краем уха услышала разговор нескольких из них о том, что сатанинский культ планирует, должно быть, нечто совершенно грандиозное. Или, возможно, на свободе гуляет какой – то маньяк, вроде Мэнсона.
Отличный материал для статьи.
Она отворила дверь спальни и нащупала на стене выключатель.
Что–то вонзилось в ее руку и дернуло. Ладонь взорвалась болью. Она вскрикнула и выдернула руку. Она была покрыта кровью.
А сквозь полуоткрытую дверь в гостиную вступила прижимающаяся к полу фигура, глядя на Гейл голодными холодными глазами. Это была собака Джека, и когда она зарычала, Гейл увидела свою кровь на клыках пса. Она сделала два шага назад, к стене. Две рамки с фотоснимками Джека стукнулись об пол.
Конан медленно приближался, словно Гейл была кроликом, на которого он охотился. Пес низко пригнулся к полу, задние лапы были напружинены, он был готов к стремительному прыжку в любую секунду, который должен был кончиться тем, что клыки его вонзились бы в горло Гейл. Гейл сняла с плеча свою сумку и медленно, очень медленно, обернула ремешок вокруг ладони, которая не была повреждена. Она надеялась, что когда пес все–таки прыгнет, она ударит его сумкой по пасти. Хотя косметику она почти не носила с собой, в сумке лежала книга и бумажник, набитый кредитными карточками и фотоснимками. Она бросила быстрый взгляд в сторону коридора, рассчитывая, успеет ли быстрее пса добраться до двери. “Ничего не получится,– решила она. – Он догонит меня раньше, чем я доберусь до дверной ручки. Иисус Христос!” Она снова посмотрела в сторону собаки и увидела, что за это время Конан успел подобраться еще ближе к ней. Теперь пес рычал низко, утробно, полный настоящей ярости.
– Конан,– прошептала Гейл. Голос ее дрожал. – Это же я, Гейл, малыш. Успокойся. – Она осторожно подняла руку, чтобы удобнее было нанести удар сумкой.
Пес почти уже рванулся в прыжок, но всего в футе от Гейл вдруг замер. Глаза его потускнели, он слегка наклонил голову, как будто прислушиваясь к ультразвуковому свистку, которые продаются в зоомагазинах и чей звук не воспринимается человеческим ухом. Потом, совершенно неожиданно, Конан одним прыжком миновал Гейл и исчез в конце коридора за дверью, ведущей наружу.
Гейл почувствовала, как теплым потоком заполняет ее облегчение. “Бог мой,– подумала она. – Эта проклятая собака едва не перегрызла мне горло!” Рука ее бессильно опустилась, она посмотрела на рану на другой ладони. Конан содрал почти всю кожу с костяшек пальцев, и еще два пальца были прокушены и поцарапаны. Кровь все еще сочилась, но клыки, по крайней мере, не задели ни один из больших кровеносных сосудов. “Что стряслось с этой паршивой собакой? Джеку надо было пристрелить эту мерзкую тварь!”
Она повернулась в сторону спальни и успела сделать несколько шагов на плохо слушающихся ногах, когда услышала глухой шум – неприятный, шуршащий звук. Она остановилась, прислушалась. Снова шум – он доносился из темноты спальни. Гейл с бьющимся сердцем пощупала рукой по стене и включила свет, когда ее пальцы наткнулись на пластмассу выключателя.
Первое, что бросилось ей в глаза – на кровати не было простыней, матрасы лежали голыми. В остальном спальня выглядела как обычно. Она немного постояла у двери, потом вошла. “Что это был за звук? – удивленно подумала она. – И откуда он доносился?” Она остановилась у кровати, прислушалась. Тишина. “Тебе уже начинает мерещиться,– сказала она сама себе. Прокушенная ладонь горячо пульсировала. – Чертова собака, чтоб ты попала под машину!”
И в это мгновение что–то холодное обхватило кольцом ее лодыжку. Она опустила взгляд, рот ее моча открылся. От изумления она не в силах была произнести ни звука.
Белая, костеподобная рука держала лодыжку, словно ледяные тиски. Рука змеей высовывалась из–под кровати. И потом снова донесся тот самый шуршащий звук. Гейл увидела, как шевельнулись пальцы. Только сейчас она снова обрела контроль над своим голосом, и завопила, мгновенно подумав: “Какой толк кричать? Это ничему не поможет!” Она пнула руку каблуком, рванулась и высвободилась, потом, пошатываясь, сделала шаг назад. Тем временем из–под кровати выползло нечто, напоминающее кокон из простыней. Свободная рука начала разворачивать простыни. “Беги! – крикнул голос в голове Гейл. – Беги!” Но она не могла сдвинуться с места. Ноги ее были сделаны из резины, и мозг не в состоянии заставить их двигаться. Она с ужасом смотрела, как мраморно–белая рука начала снимать полоски ткани с головы завернутого в простыни существа.