– Ты уверена? – спросил он наконец. – В смысле… Откуда знаешь?
– У меня… была задержка. Я пошла в больницу, и доктор мне сказал.
– А он не мог ошибиться? – Рико пытался думать. “Когда я не пользовался предохранителем? В тот вечер, когда мы пили, или в тот раз, когда нужно было спешить…”
– Нет,– сказала она, и окончательный приговор в ее голосе заставил что–то болезненно запульсировать в животе у Рико.
– А твоя мать уже знает? Она меня прикончит, когда узнает. Она меня и без того ненавидит. Она сказала: “Увижу тебя еще раз – застрелю или полицию вызову…”
– Она еще не знает,– тихо сказала Мерида. – Никто больше не знает. – Она тихо, задыхаясь, заплакала, словно душили кролика.
– Не надо плакать,– сказал он слишком громко, потом вдруг понял, что она уже плачет, наклонив голову, и слезы катятся по щекам крупными горошинами. Он чувствовал, что должен оберегать ее, больше, чем любовник, как старший брат.
“Люблю ли я ее?” – спросил он себя. Вопрос, поставленный так прямо и просто, привел его в замешательство. Он не был уверен, что правильно воспринимает любовь. Это вроде хорошо проведенной ночи с девушкой? Или это как будто ощущение, что с тобой этот человек всегда рад поговорить немного, легко утешить и подбодрить? Или это что–то вызывающее робость, молчаливое, великое, как будто сидишь в церкви?
– Пожалуйста,– сказал Рико, останавливаясь у светофора с другими водителями спортивных машин. Чьи–то подошвы упирались в акселераторы, бросая ему вызов, но он не обращал внимания. – Не плачь, хорошо?
Она еще раз всхлипнула и перестала, потом начала рыться в сумочке, отыскивая косметическую салфетку, чтобы высморкаться.
“Шестнадцать – подумал Рико. – Ей исполнилось всего шестнадцать!” И вот он сидит в своей машине, как и все остальные на этом субботнем, заполненном людьми бульваре, в тесных джинсах и бледно–голубой рубашке, с золотой цепочкой на шее, с маленькой ложечкой для кокаина. Да, вот он везет свою женщину куда–то ужинать, потом они немножко потанцуют в дискотеке, вернутся в его квартиру, в кровать, чтобы второпях заняться сексом. Одна большая разница имелась на этот раз. Мерида забеременела от него, у этого ребенка будет свой ребенок, и теперь он чувствовал груз возраста и серьезной проблемы, которая не являлась ему даже в самом страшном кошмаре. Ему представилось собственное лицо – с высокими скулами, смуглое, красивое лицо, своеобразное из–за носа, который был два раза сломан и оба раза плохо сросся – вообразил, что видит появление вокруг глаз паутины морщин, полосы озабоченности, выступающие на лбу. В это мгновение снова захотелось стать маленьким мальчиком, играть на холодном полу пластиковыми машинками, пока отец с матерью обсуждают побег мистера Габрилло с женой мистера Фернандо, а его старшая сестра крутит во все стороны ручку настройки нового транзисторного приемника. Ему захотелось стать ребенком навсегда, чтобы не волновали тяжкие заботы и проблемы. Но его мать с отцом были мертвы уже почти шесть лет, они погибли при пожаре, который начался из–за искры в неисправной электропроводке – пламя ревело по всему многоквартирному дому, словно вулканический вихрь, и три этажа обрушились еще до того, как подъехала первая пожарная машина. В тот период Рико связался с уличной бандой подростков, называвшейся “Костоломы”. Он сидел под лестницей и пил с дружками красное вино, когда услышал вой пожарной сирены. Этот звук до сих пор иногда будил среди ночи, и он просыпался в холодном поту. Его сестра Диана была манекенщицей и фотонатурщицей в Сан–Франциско, так она, во всяком случае, сообщала в своих редких письмах. Она постоянно писала, что вот–вот должна сделать снимок для обложки какого–то журнала, или, что познакомилась с человеком, который поможет ей проникнуть в рекламу. Однажды она написала, что будет в июле “подружкой плейбоя”, Но, естественно, девушка месяца в июльском номере “Плейбоя” оказалась голубоглазой блондинкой. Он два года не видел сестры, и последнее письмо получил более шести месяцев тому назад.
Сигнал светофора сменился на зеленый. Вокруг завизжали об асфальт покрышки лихих водителей, берущих скоростной старт с места, оставляя черные полосы жженой резины. Он вдруг обнаружил, что очень крепко сжимает руку Мериды.
– Все будет нормально,– сказал он ей. – Вот увидишь. – И она отодвинулась от дверцы, приникнув к Рико так близко, словно вторая кожа, и если любовь была похожа на жалость, тогда, Рико ее любил.