Она помогла Джеку встать и бесцеремонно пнула мистера Гримсби.
— На вас, лежебока вы этакий, приглашение тоже распространяется. На ферме тетушки Евлалии пара крепких рук всегда пригодится. Говорят, что у вампиров сила двадцати человек. Вот ведь она на работниках сэкономит!…
Граф фон Кролок наблюдал за ее действиями с неодобрением. Он не желал принимать в клуб этих новых членов. Одна радость, что еще некоторое время они будут спать, не докучая никому своим присутствием.
— Ну вот, теперь вы опять голодны. Хотите еще? — вампир наклонился к Люси так близко, что его дыхание защекотало ей ухо. — Даже приютский мальчишка осмелился попросить добавки, а вам-то чего скромничать? Здесь полно еды. Взять к примеру тех смертных за дверью. Вы слышите их сердцебиение уже отсюда.
Люси отшатнулась, а он продолжал улыбаться все так же вкрадчиво.
— Мы, вампиры, никогда не насытимся, покуда не уничтожим все живое в радиусе нескольких миль. Вот и сейчас ваша голова кружится от Голода. Так почему бы нам не продолжить трапезу, мисс Вестенр? Неужели вы не хотите почувствовать свою власть над смертными? Мы разыграем в этом театре наш собственный спектакль, рядом с которым греческая трагедия покажется рождественской пьеской. Впрочем, зачем далеко ходить, ваш аппетит я готов насытить прямо сейчас, — вампир лениво хлопнул в ладоши. — Куколь, подойди сюда.
Невозмутимый горбун приковылял поближе и замер в почтительном ожидании.
— Помнишь, в чем заключался наш договор? Когда моими стараниями эта проблема будет решена, ты погибнешь.
— Да, Ваше Сиятельство, — спокойно ответил Куколь.
— Я выполнил свое обязательство, теперь твоя очередь.
В глубине душе Куколь всегда знал, что рано или поздно его симбиоз с вампирами закончится именно так. А тут он сам составил текст смертного приговора, а графу оставалось лишь расписаться. Инстинкт самосохранения начал хлюпать носом, но Куколь дал страху пинка, загнав его поглубже. Он вновь почувствовал себя свободным, как в тот миг, когда стерлись границы обличий и сословий, и он разговаривал с хозяином на равных. Даже более того! Он заглянул в бездну, и бездна отвела глаза. Ради этого стоит умереть. Ну и ради виконта, конечно.
Что ж, по крайней мере, у графа хватило такта не предлагать ему вечную жизнь.
Приглашающим жестом фон Кролок указал вампирессе на своего камердинера, который уже начал расстегивать воротник.
— Мой слуга совершил серьезный проступок, за который его следует покарать со всей суровостью. Угощайтесь, мисс Вестенр.
— Что?!
— Разделите мой ужин. Вместе мы выпьем его досуха.
Герберт, за которого все еще цеплялся Альфред, решительно поднялся с пола.
— Послушай, отец, если это из-за меня…
— Нет, сударь, вы здесь вообще не причем. Мы с вашим батюшкой сами все решим.
— С дороги, Герберт, — прорычал граф.
— Но ты не можешь просто так…
— Сейчас не время спорить о моих правах и привилегиях.
— Если тебе нужно на ком-то отыграться…
— Да замолчите вы все!!! — Люси топнула ногой и, словно магнит, притянула их взгляды. Набрав воздуха для новой тирады, она издала вопль, внушительный даже по меркам парижской Оперы.
— Герберт-не-перечь-отцу-Альфред — присядь-ты-же-сейчас-упадешь-Куколь-это-что-еще — за-штучки- быстро- застегни- воротник — как-ты- смеешь- так- распускаться- в — присутствии- леди… Фуффф… А вы, граф, совсем обезумели! Ну как мы нападем на Призрака? Вы же сами рассказывали, что он приютил ваших сыновей. А та девочка, судя по всему, его дочь. Даже у вампиров должна быть хоть крупица благодарности! И если вы собираетесь устроить бойню в Опере, придется обойтись без меня. Не хочется ощущать себя бешеной собакой в овечьем загоне. И что бы там ни натворил ваш слуга, смерть будет несоразмерным наказанием. Нельзя так просто подписывать смертный приговор, уж я-то знаю. Я умирала два раза. В общем так — прежде чем вы на кого-то нападете, вам придется перешагнуть через мой труп!… То есть, через меня в том состоянии, в котором я теперь пребываю.
— Почему вы не хотите принять свою природу, мисс Вестенр? Жестокость — наша главная характеристика.
— Ну и пусть! Но я сама решаю, где провести черту.
— Вы цепляетесь за остатки человечности. Снявши голову, по волосам не плачут, — граф осекся, мысленно обругав себя за такую оплошность. Он не просто заговорил в доме повешенного об удавке, но провел целый семинар о скользящих узлах.