— Про п-платки?
Повисла напряженная пауза, во время которой Рауль и Альфред думали о вреде сказок. Наверняка настоящий раннесредневековый рыцарь — т. е. небритый детина в помятых доспехах — подняв шелковый платок, тут же понес бы его к ростовщику, чтобы добыть денег на новое копье. Хотя если подумать, в те времена функцию платка вообще выполнял рукав.
— Это значит…?
— Ну да. Вечная кабала.
Они снова помолчали, потом налили по бокалу.
— И вот, когда через много лет я приехал в Париж в отпуск, то снова наткнулся на нее! Причем я что думал? Что за эти годы она… ну… придет в себя. Черт же дернул Филиппа потащить меня к ней в гримерку! В общем, не забыла она про тот шарф.
Рауль пригорюнился. Но кроме себя самого, винить ему было некого. Шарф, тем паче красный — дело серьезное. Сколько молодых людей, всхлипывая, плелись к алтарю за куда меньшую провинность! Например за то, что по ошибке подарили девице букет красных роз вместо желтых гвоздик. Или, забывшись, протанцевали с ней вторую кадриль подряд.
— Ну мы, как водится, оказались помолвлены. Даже Филипп не протестовал. Вот такую свинью мне подложил герцог Людвиг из Баварии, когда лет 20 назад женился на этой актрисе… как там ее… не помню. С тех пор среди аристократов модно стало брать жен из театральной среды, — молодой человек мстительно сверкнул глазами. — Но мы, де Шаньи, так просто не сдаемся!
Альфред вздрогнул, потому что где-то уже слышал эту присказку. Обычно за ней следовали необдуманные поступки.
— У меня не оставалось другого выхода, как вынудить Кристину расторгнуть помолвку. И я решил обратиться к теории эволюции. Слышал про такую?
Вампир промычал что-то неопределенное. Сейчас он с трудом припоминал, в каком городе находится, не говоря уже о научных гипотезах. Но вроде бы суть этой теории сводилась к тому, что на шестой день Господь сотворил человека из обезьяны.
Или наоборот.
— Мсье Дарвин пишет, что выживает сильнейший. Я с ним полностью согласен! Потому что если корабль пойдет ко дну, выживет тот, кто растолкает всех остальных и первым добежит до шлюпки. Согласно этой теории, барышни, естественно, отбирают самых сильных и смелых мужчин. Так ведь? Поэтому я решил, что если буду вести себя как избалованный трусливый мальчишка, то Кристина рано или поздно во мне разочаруется. Тем более, что за ней ухаживает этот… как там его… ну? Маска, плащ, весь набор?
— Призрак Оперы?
— Вот-вот, он самый. Злодей из готического романа. Зачем ей я, если есть он? Так что я научился краснеть — что, кстати, не трудно, если вспомнить какие песни поет наш боцман после второй бутылки. И заламывать руки, и разговаривать исключительно восклицательными предложениями, — похвастался виконт де Шаньи. — А когда она пригласила меня сопроводить ее на кладбище, и мы с Призраком столкнулись нос к носу, я даже сумел хлопнуться в обморок. Очень профессионально получилось.
— Помогло?
Раздался душераздирающий вздох.
— Кристина сказала, что ей нравится «мой румянец невинности.» Ох, Альфред, что бы я делал, если бы ты не уговорил ее меня бросить!
— Это не я, это… Постой, сколько мы уже так сидим?!
— Не знаю. Два часа, три, а какая разница?
Силы, Власти и Престолы! Герберт его упокоит!
— Мне нужно бежать, меня там друг ждет.
— Ну и привел бы его сюда.
Альфред посмотрел на Рауля, на его кудрявую шевелюру, голубые глаза, на его мускулистую грудь, открывавшуюся из-под расстегнутой сорочки. Чего доброго, он окажется во вкусе Герберта, причем в разных смыслах этого слова.
— Как-нибудь в другой раз.
Глава 14
Пока Альфред вступал в клуб, возглавляемый Дионисом, виконт фон Кролок решил отправиться на прогулку. Можно, конечно, постучать в дверь и вытащить Альфреда за шкирку, но мало ли чем он сейчас занимается. Может, понял наконец, что клыки ему нужны не только для того, чтобы колоть орехи.
Тот факт, что Альфред до сих пор никого не укусил, начинал угнетать виконта. Но на все расспросы, как же он справляется с голодом…. точнее, с Голодом, юный вампир делал круглые глаза. В том супе, которым его кормили в школе, даже с микроскопом нельзя было отыскать кусочка чего-нибудь питательного, а на свою университетскую стипендию Альфред тайком подкармливал лабораторных мышей. Быть голодным — для него это нормальное состояние.
Поэтому Герберт ограничивался увещеваниями, не принуждая друга сесть на гемоглобиновую диету. Пусть Альфред делает, что ему заблагорассудится. Пусть наслаждается свободой.
Иллюзией свободы.
…Не глядя по сторонам, Герберт шагнул на дорогу, прямо перед проезжавшим экипажем. Кучер дернул поводья и приготовился отсыпать рассеянному прохожему порцию брани, но лошадь, к величайшему удивлению возницы, не заржала и не встала на дыбы. Лишь деликатно обошла вокруг белокурого юноши. В сравнении с людьми, животные обладают не только лучшим чутьем, но и большей долей здравого смысла. Они знают, что связываться с нежитью себе дороже.
А прохожий даже голову не поднял…
Удивительное дело — Альфред был ходячим справочником по вампиризму, но до сих пор пребывал в неведении относительно тех отношений, которые связывали его с виконтом. Почему никто не рассказал ему на Балу? Почему эти олухи болтали про носки и рис, но никто не поведал Альфреду самое главное? Потому наверное, что гости не видели в этом нужды. Ведь инициируя кого-то, вампир произносит речь, пестрящую личными и притяжательными местоимениями — мой, меня, мне.
Вернее, обычно произносит. В большинстве случаев.
Так что винить ему некого. Дал Альфреду свободный выбор, да? Хорош выбор, ничего не скажешь. Бедный мальчик с закрытыми глазами расписался в контракте. Вступил в клуб, ничего не зная о членских взносах.
Но Альфреду так нравится быть вампиром! Больше, чем человеком. По крайней мере, никто не заставляет его бегать по ночному лесу по пояс в снегу, волоча за собой саквояж, под завязку набитый кольями, распятиями и прочими тяжелыми предметами. Сейчас Альфреду гораздо лучше.
Потому что ему повезло с хозяином.
…На перекрестке виконта окликнула старуха-цветочница — такой элегантный господин не может обойтись без цветка в петлице! Этим вечером у Парки затупились ножницы. Цветочница так и не узнала, почему покупатель отшатнулся, когда она, порывшись в корзине, протянула ему темно-красную, начинающую увядать розу. И почему он взял цветок двумя пальцами, бросил ей пригоршню монет и бросился прочь. Посасывая палец, старуха посмотрела ему вслед. Ну и нервная же молодежь пошла. При виде капельки крови только что в обморок не падает!
На улице Альфред не нашел своего друга. Зато его ожидали многочисленные сюрпризы. Оказывается, за время проведенное с Раулем, успели произойти глубинные, необратимые изменения, затронувшие каждый аспект мироздания. Даже гравитацию, ибо земля то и принимала вертикальное положение. На небосводе тоже творилось нечто невообразимое — звезды бегали взапуски, оставляя за собой шлейф искр, и норовили спрятаться за одной из 4х лун. Что уж говорить о таких простых материях, как дома, деревья, экипажи? Они то приближались к Альфреду, то уносились вдаль с бешеной скоростью, будто кто-то крутил перед его глазами бинокль.
В каком направлении находилась его пристанище, юный вампир не имел ни малейшего представления. В голове было горячо, будто ее наполнили свежесваренным кофе. Поскольку искать Оперу было так же продуктивно, как искать лыжню в Сахаре, Альфред побрел в том направлении, которое казалось наиболее привлекательным. То есть, с наибольшим количеством деревьев и заборов — за них можно уцепиться, если ноги вступят в сговор с силой притяжения.
Теперь заборы становились все более ветхими, и все чаще их украшали причудливые арабески, объяснявшие как романтические, так и антагонистические отношения между местными жителями. Деревья поредели, потому что в некоторых кварталах дерево в первую очередь означает натопленную квартиру на целый месяц.