— Может быть, я могла бы помочь, сэр? — предложила Эмили. — Я знаю почерк отца, и я сама проводила такое исследование. Давайте я вам покажу.
Она подошла к столу профессора и нагнулась над пергаментом.
— Вот, смотрите, иероглифы здесь двух видов. Некоторые кажутся символами, выражающими целые слова, а остальные — это слоги, составляющие слова. И не всегда очевидно, с каким символом мы имеем дело.
Глаза Эйденснэпа за очками стали шире.
— Бог ты мой! Столь образованная юная девушка! Я тоже вижу, что это посложнее алфавита. — Он указал на короткую цепочку иероглифов. — По-моему, этот символ сам по себе может иметь несколько значений, а символ, следующий за ним, дает ключ к пониманию правильного значения.
— Совершенно верно, профессор! — с энтузиазмом поддержала его Эмили. — Более того…
Мальчики, брошенные и забытые на диване, уставились на этот неожиданно возникший интеллектуальный союз.
— …Слоги записаны в порядке некоторой гармонической цепочки, когда гласная последнего слога созвучна гласной слога, ему предшествующего… — объясняла Эмили.
— Но слова, имеющие различные гласные в последних двух слогах, могут фактически оканчиваться на последнюю согласную, — заметил профессор.
— Верно, а значит, должно быть указание на то, как последняя гласная должна произноситься, — согласилась Эмили. — Вот как здесь.
Бен легонько ткнул Бена в бок и шепнул:
— Ладно, Джек, пойдем. Я повожу тебя по музею.
Часа через два они вернулись в кабинет и сразу же услышали восклицание профессора:
— Закат! Вот что это значит!
Мальчики переглянулись и тихонько прошли к своему дивану. Бен водил Джека посмотреть на элгинский мрамор, на фризы, которые когда-то украшали фронтон Пантеона в Афинах. Джек с радостью узнал, что в древности были и такие цивилизации, которые не приносили людей в жертву кровожадным богам. Но оба друга не переставали думать над тем, как победить сэра Дональда.
— Смотрите, — сказал профессор, указывая на иероглиф. — Мы знаем, что это — восход, следовательно, вот это должно означать закат.
— Тогда смысл написанного будет таким: «Сорви розу на закате и разомни листья…»
— Именно, дорогая моя! А, это вы, — Эйденснэп поднял взгляд на ребят. — Хорошие новости, молодые люди. Кажется, есть результат.
— Розы на закате? — спросил Бен.
— О да, — подтвердил Эйденснэп. — Видите ли, ритуал изгнания состоит из двух составляющих: заклинания и зелья.
— Нам потребуется и то и другое, — объяснила Эмили. — На этом пергаменте есть только слова заклинания. Нам еще нужно приготовить зелье.
— А что это за зелье? — спросил Бен.
— Небось, из роз? — вставил Джек.
— Из роз, но не из всяких, — задумчиво произнес Бен. — Вы, наверное, говорили о кровавой розе? Именно поэтому она нарисована на пергаменте, да?
— Совершенно верно, — согласился Эйденснэп. — Rosa sanguina, или rosa de la sangre, как назвал ее наш друг иезуит. Он говорит, что это «куст, укол которого есть самый страшный яд для его слуг, что ходят в ночи, а ее суть, растворенная в зелье, есть изгнание Того, Кто Ходит в Темноте».
— Ее колючки ядовиты для вампиров, — добавила Эмили, — и если сварить из них зелье, оно может изгнать Камазотца!
— Но только в сочетании с правильным заклинанием, — уточнил профессор.
Бен медленно опустился на диванчик.
— Зелье должно быть приготовлено совершенно особым образом, — продолжала Эмили. — Листья розы следует сорвать на закате, а добавить в зелье — на рассвете. Тогда Камазотца можно будет загнать в угол в некоем месте, которое называется «место силы». Его следует обрызгать этим зельем, одновременно произнося такие слова:
У ба ти актот хасав-чан
Камазотц у гун катун.
Камазотц кин винал тун,
Чувен кех ту ба ха атун.
Джек вытянул шею, чтобы посмотреть на запись, по которой Эмили водила пальцем.
— Это вот здесь говорится про розу? — спросил он, показывая на иероглиф, похожий на цветок.
— Да.
— А это что такое?
Каждый раз, когда появлялся иероглиф розы, ему предшествовало некоторое скопление линий, напомнившее костер.
— Мы полагаем, что это какое-то пояснение, дающее дополнительную информацию о розе, — ответила Эмили. — Но в чем оно заключается, мы не знаем.
Джек с надеждой взглянул на Бена — нет ли у него каких-нибудь светлых идей, но Бен был мрачен и хмур.