«Сто пятнадцать сообщений?!»
Утерев нос о чёрный кружевной рукав, она начала прослушивать их.
— Антонио, это Ванесса. Где ты, малыш? Перезвони.
— Доктор Асеро, у меня сегодня зуд, не хотите меня вылечить? Позвони.
— Мя-я-я-яу, Антонио. Не хочешь поиграть с кошечкой…
«Какого?.. Думаю, он не будет скучать по чёртовой кошке. У него есть запасные!»
С каждым прослушанным сообщением, Иш Таб всё больше уверялась, что этот парень далеко не Франсиско. И с последним она абсолютно в этом убедилась.
Антонио Асеро — настоящий бабник, явно не обращающий внимание на чувства других. Сообщения, которые становились всё более отчаянными, так как женщины понимали, что Антонио им не перезвонит, были явным свидетельством его неуважения к ним или их чувствам. Иш Таб, всё ещё плача, медленно поднялась.
— Ну, полагаю, ты получила то, зачем пришла. Он не Франсиско, и теперь у тебя есть доказательство. — Мужчина, которого она когда-то знала, был заботливым и сострадательным. Он никогда не пользовался так женщинами. Теперь, она и вправду могла оставить прошлое позади. Франсиско ушёл, а она должна простить себя.
«Ты только что сделала первый шаг».
Тогда почему она так злится? Разве не должно становиться легче? Может, потому что кто-то должен преподать этому Антонио урок манер? Рассказать, как нужно обращаться с женщинами? Продемонстрировать, что они не одноразовая посуда?
Иш Таб улыбнулась.
— Мне так нравится, когда я становлюсь этим «кто-то».
— Но мистер Асеро, — взмолилась медсестра, — он ваш брат. Почему вы не хотите его видеть?..
— Coño[8]! Я сказал нет. И если вы не заметили, я вообще не могу теперь видеть. С моей жизнью покончено. — Почему каждый считал своим долгом убедить Антонио, что всё хорошо? «Caray»[9]. Не будет ничего хорошо. Потому что он всё испортил.
Медсестра вздохнула.
— Мы оба знаем, что вы ударились головой. Доктор считает, что эта травма потенциально обратимого характера.
Ага, как же. Он прекрасно знал эту игру. Сначала его обнадёжат, а потом свалят дурные новости.
— Мне плевать, что сказал доктор. Я больше не хочу видеть. И есть. Я не голоден. Валите все отсюда и дайте мне умереть!
Антонио знал, что брат остался ждать его в холле, но не мог с ним встретиться. Не после этого. Он ослеп, а значит, не мог продолжить работу и не изменит их судьбы. И, в довершении пыток, ночные кошмары стали хуже. Днём и ночью бирюзовые глаза проникали с чертоги разума, загадочная женщина отчаянно умоляла о спасении. Но это спасение не придёт. Ни к ней. Ни к кому-то ещё.
— Мистер Асеро, вы не умрёте…
— Puta madre[10]. Оставьте меня уже одного!
Медсестра вновь вздохнула.
— Я пришлю консультанта. Может, она сможет вразумить вас.
— Мне не нужен чёртов мозгоправ! — закричал он ей вслед. — И не возвращайся!
— Привет! — донёсся нежный женский голос.
— Кто ты, чёрт возьми?!
— Тебе кто-нибудь говорил, что так нельзя разговаривать с людьми? Хотя, такому как ты, на это плевать.
Хотя она говорила резко и с акцентом, её голос был милым. Mierda[11]. Вероятно, она ещё и красивая. Такие женщины не посмотрят теперь на него, если только не захотят помочь перевести через дорогу.
— Вы не сдаётесь, да? — пробормотал он. — Я же сказал, что мне не нужен психиатр.
Долгий и странный момент прошёл в абсолютной тишине. Его губ коснулось нежное, тёплое дыхание, заставив напрячься и отодвинуться, ударившись об изголовье.
— Эй. Чёрт возьми! Ты чего делаешь? — Она пыталась поцеловать его? Тишина. — Эй? — позвал он. Тишина. — Я знаю, ты тут. Это не смешно. — Он чувствовал её присутствие. Она громко вздохнула и подсказала ему, где находилась. — Кто ты блин такая? — спросил он.
— Испанцы всегда так много ругаются? Ц-ц-ц-ц. Как не по-джентельменски. А я, ну, можешь называть меня другом. И под другом я подразумеваю того, кто считает твоё существование неприятным, но решает сжалиться. Ты вроде как маленькая букашка со сломанной лапкой, которую выпускают на улицу, чтобы она прожила ещё день, а не была раздавлена тут же.
— Это какая-то идиотская американская обратная психология? Ты говоришь инвалидам, что они отвратительны? Ну, знаешь что? Я с тобой согласен! Я бесполезный!
— Ну и дурак, — прорычала женщина. — Кстати, ты отлично сохранился… по крайне мере, лицо всё такое же прекрасное. Да и тело. Чёрт, да ты просто живое воплощение преступления против женской природы и должен быть тут же расстрелян за то, что так красив. Печально, что не могу отнести этот эпитет к тому, что у тебя внутри. На самом деле, даже не печально, а отвратительно.