- Да ты чё! - Фармер схватил меня за локоть. - Сейчас его там нет. Шутишь, что ли? Не знаю, где они живут. Никтo не знает.
- Фармер, мне надо найти Джо. Он написал мне в колледж. Родители его выгнали, и мне нужно его найти.
- Слушай, да с ним все в порядке. Я тебе сказал, он с этой бабой. Скорее всего живет у нее.
Я поднялась.
- Ну ладно, ладно, - сказал Фармер. - Слушай, мы завтра идем к Присцилле. Она знает, где его искать. Завтра.
Я вздохнула. У наркоманов все всегда происходит завтра.
- Когда вы с ней встречаетесь?
- В двенадцать. Жди нас здесь, ладно?
- Ладно.
Уходя, я поймала на себе злобный взгляд Стрипа. Нарки хотя бы покупали кофе.
Но я всетаки поразмыслила насчет Фостерсеркл. Так назывался островок безопасности; какойто идеалистически настроенный мэр решил облагородить его газоном, цветами и скамейками. Теперь он превратился в очередное место сборищ наркоманов, и люди избегали появляться там даже днем. «Вряд ли ктото торчит там сейчас, - подумала я, - и уж наверняка не те, кто жаждет меня видеть». Я трусцой побежала в сторону автовокзала, забрала вещи и отправилась домой.
Я не предупредила родителей о своем приезде, но, когда я появилась на пороге, они не очень удивились. Отец в гостиной смотрел телевизор, мать возилась на кухне. Типичная американская семья, соль земли. Отец даже не взглянул на меня, когда я, сняв пальто, шлепнулась в старое зеленое кресло.
- Всетаки решила съездить домой? - произнес он через минуту. Ничего похожего на Джо не было в его длинном худом лице. С тех пор как моя сестра Роза родила первого ребенка через три месяца после свадьбы, на лице отца застыла гримаса отвращения. На экране какаято женщина, сидевшая в шикарном ресторане, плеснула в лицо своему спутнику содержимое бокала. - Думал, ты поедешь в Коннектикут со своей богатенькой подружкой.
Я пожала плечами.
- Приехала с ним повидаться, да? - Он протянул руку, взял одну из пивных банок, стоявших на столике, и встряхнул, чтобы убедиться, что внутри чтото осталось. - Что он сделал, позвонил тебе?
- Я получила открытку.
Женщина из ресторана превратилась в труп. Над ней, нахмурившись, стоял детектив. Женщины, швыряющиеся напитками, всегда в итоге оказываются трупами; если бы она побольше смотрела телевизор, то знала бы это.
- Открытку. Здорово. Открытка от конченого наркомана. А мы - всего лишь твои родители и вынуждены чуть ли не на коленях умолять тебя нас навестить.
Я сделала глубокий вдох:
- Я тоже рада тебя видеть. Дом, милый дом.
- Придержи язык, очень уж ты умная. Могла бы и позвонить. Я бы тебя с автобуса встретил. Здесь уже не так, как раньше. - Отец допил пиво и поставил банку к ее опустевшим сестрам. - Появились новые людишки. Ты их не знаешь, они тебя не знают, и им все равно, чья ты сестра. Тут одну девчонку из соседнего квартала изнасиловали, прожила здесь всю жизнь. На улице, еще даже не стемнело.
- Как ее зовут?
- А мне откуда знать, черт подери? Я тебе что, бюро переписи населения? Я не слежу за всякими сопляками.
- Тогда откуда ты знаешь, что она всю жизнь прожила здесь?
Отец уже собрался рявкнуть на меня, но тут в дверях кухни появилась мать:
- Чайна, иди сюда. Я тебе поесть приготовлю.
- Я не хочу есть.
Выражение ее лица не изменилось.
- У нас салями и швейцарский сыр. Я сделаю тебе сандвич.
Почему бы и нет. Она сделает мне сандвич, я не стану его есть, и она доведет себя до обычного состояния неприязни ко мне. Я выбралась из кресла и отправилась на кухню.
- Ты приехала изза него? - спросила мать, когда я присела к столу.
- Я получила от него открытку.
- Вот как.
Повернувшись ко мне спиной, она принялась готовить еду. Моя мать всегда была нездоровой, рыхлой женщиной, но сейчас она показалась мне нездоровой и рыхлой как никогда, словно внутри нее соскочила какаято пружина и она начала разваливаться. Она повернулась ко мне и протянула тарелку с сандвичем. Волшебство материнских рук, кулинарное чудо из обыкновенной салями, швейцарского сыра и белого хлеба. Вот такая картина семейной жизни. Чтото часто стали показывать «Вивера»[49]. Мать поставила сандвич передо мной.
- Я это сделала, - сказала она. - Вышвырнула его вон.
- Я поняла.
Она налила мне кофе.
- Но сначала я сломала все его иголки и выбросила их в помойку.
- Отлично, ма. А ты знаешь, что полиция иногда осматривает мусорные бачки в домах, где живут наркоманы?
- Ну и что они теперь сделают? Посадят нас с отцом? Джо здесь больше не живет. Я не собираюсь устраивать под своей крышей притон для отморозков. Он обокрал нас. Взял деньги у меня из кошелька, коекакие вещи, продал их. Как будто нам это все даром досталось, чтобы паршивый наркоман распродавал наше имущество!
Я ничего не ответила. То же самое произошло бы, если бы он жил у меня.
- Я понимаю, ма.
- И?.. - Она взялась за спинку стула, словно не зная, отшвырнуть его прочь или отодвинуть и усесться на него.
- Что «и»? - спросила я.
- И что ты собираешься делать, когда найдешь его?
- Он просил меня приехать, ма.
- Ах, он просил. Прекрасно. Что теперь, возьмешь его с собой в общежитие? Уютно заживете.
Я представила себе эту абсурдную ситуацию. Да, среди побрякушек Марлен Джо найдет, чем поживиться.
- А где Аурелия?
- Откуда мне знать? Мы здесь никакого значения не имеем - она делает что хочет. Я ведь просила тебя приехать, поговорить с ней. А ты даже не ответила на мое письмо.
- Ты думаешь, я смогу на нее повлиять? Я ей не мать.
Она хмуро взглянула на меня:
- Ешь свой сандвич.
Я заставила себя проглотить кусочек и отодвинула тарелку.
- Я сказала, что не голодна.
- Ну как хочешь. Если тебе нужно чтото другое, сказала бы заранее.
- Мне ничего не нужно. Я не хочу есть. - Я вытащила сигарету. Мать слегка подняла брови, но ничего не сказала. - Когда Аурелия придет, я с ней поговорю, ладно?
- Если она придет. Это бывает не всегда. Не знаю, где она ночует. Не знаю даже, ходит ли она в школу каждый день.
Я стряхнула пепел.
- Мне вы никогда ничего подобного не позволяли.
Мать окинула меня неописуемым взглядом. Затем прикрыла глаза, и уголок ее рта опустился. На несколько мгновений передо мной возникла незнакомка, какаято женщина, никогда прежде не виденная. Она ждала, чтобы я догадалась о чемто, будучи в то же время уверенной, что я для этого слишком глупа.
- Ладно, если она придет домой, я с ней поговорю.
- Не надо мне твоих одолжений. И вообще, ты ведь приехала сюда гоняться за ним.
- Мы всегда были с ним ближе, чем с остальными членами семьи.
Мать сделала жест отвращения:
- Ну разве это не мило?
- И всетаки он человек, ма. И попрежнему мой брат.
- Вот только ты не учи меня насчет семьи. Я кто им, потвоему, сторож, что ли? Может, возьмешь их с собой в общагу? Может, у тебя лучше получится заставлять ее ночевать дома и запрещать ему колоться. Давай. У тебя есть возможность проявить себя.
- Я им не мать и не отец.
- Да, да, да. - Мать взяла из лежавшей на столе пачки сигарету и закурила. - Они попрежнему человеческие существа и твои брат и сестра. А мнето что теперь делать?
Я потушила сигарету, прихватила из гостиной свою сумку и пошла в комнату, которую мы делили с Аурелией. Она уже начала расширять свою территорию, хотя граница между нашими участками была еще заметна. Главным образом потому, что сестра проводила здесь мало времени.
Я долго сидела на кровати, не раздеваясь, тупо уставившись в окно. Улица была пуста, наступила темнота, и смотреть было не на что. Но я не отводила взгляда от окна, пока не услышала, что родители ложатся спать. Через некоторое время, решив, что они уснули, я со скрипом открыла окно и, найдя в нижнем ящике своего комода травку, свернула папиросу. Пакетик был полон, а это значило, что Аурелия сюда не заглядывала. Когда новизна травки пропала, она перестала мне нравиться, но сейчас я хотела избавиться от мерзкого впечатления, которое оставил у меня этот вечер.
Я не привыкла выкуривать одна по целой сигарете, и кайф оказался слишком сильным: я несколько отупела. Дым, извиваясь, образовывал в воздухе непонятные символы и узоры, затем его вытягивало в окно, в темноту и холод. Мне пришла в голову мысль об оборванных призраках, покидающих дом подобно крысам, бегущим с тонущего корабля. Такие дурацкие мысли обычно копошатся в голове, когда обкуришься, и мне это нравилось. Я не хотела думать о насущных делах.