- А теперь укажи мне нижний конец малой берцовой кости, - произносит мадам Терпсихора, в воздухе застывают ее профессиональная литания и нетерпеливое клацанье Барнаби, перебирающего инструменты в поисках ножниц для дичи или устричной вилки, одного или другого, а может, чегото третьего.
- Ты хочешь подняться наверх? - Мертвая Девочка спрашивает мальчика, тот пожимает плечами, но не отводит глаз от двери в подвал, не поворачивается, чтобы понаблюдать за упырями. - Ну тогда пошли, - говорит она, берет его за руку, и вот тут их наконец замечает мадам Терпсихора.
- Пожалуйста, не уходите, дорогие мои. С публикой всегда лучше, а если мистер Барнаби найдет подходящий инструмент, может, нам даже удастся понаблюдать за процессом разделки.
Остальные упыри принимаются хихикать и смеяться.
- Не больното они мне нравятся, - очень тихо шепчет Бобби.
Мертвая Девочка в ответ только кивает и ведет его вверх по ступенькам, на вечеринку.
Бобби заявляет, что хочет пить, потому сначала они отправляются на кухню, к шумному древнему холодильнику. Мальчик достает колу, а Мертвая Девочка - «Хайнекен». Одну холодную бутылку цвета зеленого яблока. Она открывает крышку и делает несколько глотков горького немецкого пива; раньше ей не нравился этот вкус, но подчас кажется, что прежде ей не нравилось чересчур много вещей. Пиво очень, очень холодное, оно смывает изо рта последний привкус затхлого воздуха подвала, навевающего мысли одновременно о грибной пыли, сухой земле и микроскопических спорах, ищущих, где бы им вырасти.
- Думаю, они мне вообще не нравятся, - шепчет Бобби, хотя они уже и наверху.
Мертвая Девочка начинает убеждать его, что можно говорить в голос, но потом вспоминает Барнаби, его чуткие собачьи уши, после чего замолкает.
Практически все сидят вместе в гостиной, просторной комнате с книжными полками по всем стенам и абажурами матового стекла сладких и гнилостных оттенков жженого сахара, сквозь которые льется свет, режущий девочке глаза. В первый раз, когда ее пустили в дом на Бенефитстрит, Гейбл показала Мертвой Девочке все лампы, все книги, все комнаты так, словно они принадлежали ей. Как будто она была частью этого здания, а не грязного дна Сиконка. Еще одной красивой, но сломанной вещицей в особняке, забитом или красивыми, или сломанными, или одновременно и теми и другими предметами. Заполненном антиквариатом, где чтото еще дышало, но многое - уже нет. Например, мисс Жозефина позабыла, как, а главное, зачем дышать. Она только говорила.
Они сидели вокруг нее в черных похоронных одеждах на стульях, вырезанных в 1754 или в 1773 году. Этот неровный круг мужчин и женщин всегда вызывал в воображении Мертвой Девочки образ воронов, собравшихся вокруг падали, дроздов, приплясывающих около трупа енота, толкающих друг друга ради самых лакомых кусков; острые клювы для ярких сапфировых глаз мисс Жозефины, для фарфоровых кончиков ее пальцев или для замолкшего, небьющегося сердца. Императрица словно раздавленное на летней дороге животное, думает Мертвая Девочка, она не смеется громко, хотя и хочет, хочет посмеяться над этими чопорными, вымирающими созданиями, этими трагическими восковыми тенями, потягивающими абсент и слушающими каждое изречение мисс Жозефины как слово Евангелия, как спасение. Лучше проскользнуть мимо тихо, незаметно и найти место для себя и Бобби там, где вот этих не попадется.
- Вы когданибудь видели огненный шторм, синьор Гарзарек? - интересуется мисс Жозефина и смотрит на раскрытую книгу, лежащую на ее коленях, зеленую, цвета бутылки Мертвой Девочки.
- Нет, никогда, - отвечает одна из восковых фигур, высокий человек с жирными волосами и ушами, такими большими для его головы, что они почти соприкасаются кончиками. - Мне не по нраву подобные вещи.
- Но он был прекрасен, - говорит она, а потом делает паузу, попрежнему не отводя взгляда от зеленой книги на коленях. Мертвая Девочка, судя по движениям ее глаз тудасюда, тудасюда, решает, что мисс Жозефина читает. Молчание прерывается: - Хотя нет, это не то слово. Совсем не то.
- Я была в Дрездене, - слышится голос одной из сидящих женщин.
Жозефина поднимает голову, моргает, словно не может вспомнить, как же зовут эту восковую фигурку.
- Нет, нет, Эдди, тогда было совсем не так. Уверена, Дрезден тоже был великолепен, но я говорю сейчас не о том, что сделали люди, а о том, что сделали с людьми. Вот именно это воистину необыкновенно, вот что делает… - Тут ее голос затихает, и мисс Жозефина снова смотрит на страницы, словно ищет в них нужные слова.
- Тогда почитай нам, - просит синьор Гарзарек, указывая рукой в перчатке на зеленую книгу, а мисс Жозефина переводит на него взгляд голубых блестящих глаз, кажущийся одновременно и благодарным, и злобным.
- Вы уверены? - спрашивает она всех собравшихся. - Мне не хочется, чтобы ктонибудь из вас заскучал.
- Пожалуйста, - просит мужчина, не удосужившийся снять котелок, Мертвая Девочка думает, что его зовут Натаниэль. - Мы всегда любим слушать, как ты читаешь.
- Ну если вы так уверены… - изрекает мисс Жозефина, усаживается на диване поудобнее, откашливается, суетится с блестящими оборками черного атласного платья, которое только выглядит таким же древним, как и стулья, а потом начинает читать. - «А затем пришел огонь, - чеканит она особенным голосом, появляющимся только при чтении, Мертвая Девочка закрывает глаза и слушает. - Он появился повсюду. Лютая волна разрушения, несшая с собой факел - агонию, смерть и пламя. Словно какойто огненный демон прыгал с места на место. Пламя лилось из полуобвалившихся зданий по всей Рыночной улице.
Я села на тротуар, вытащила из подошв ноги осколки стекла, накинула одежду.
Времени не оставалось».
Так продолжалось следующие минут двадцать или около того, в глазах Мертвой Девочки все вокруг подернулось завораживающим полумраком. Мисс Жозефина читала зеленую книгу, Бобби прихлебывал колу, а восковые вороны не издавали ни звука. Девочка любила слушать, как читает мисс Жозефина. Ее голос становился похожим на ритм дождя в жаркий день или па мороженое - вот такой он был необычный. Хоть бы она выбрала чтонибудь другое. «Сказание о Старом Мореходе», Китса или Теннисона. Но так все равно лучше, чем ничего, поэтому Мертвая Девочка слушает довольная, не важно, что в рассказе говорится только о землетрясениях, пожарах, дыме, о криках умирающих людей и лошадей. Значение имеет только звук голоса, а не слова, а если он нужен ей, то восковым фигурам, замершим на жестких стульях колониального стиля, просто необходим.
Закончив, мисс Жозефина закрывает книгу и улыбается, блеснув острыми зубами.
- Прекрасно, - комментирует Натаниэль.
- Да, невероятно, - добавляет Эдди Гудвайн.
- А ты воистину зловещее создание, Жозефина, - замечает синьор, закуривает толстую сигару и выдыхает изо рта дымного призрака. - Столь прелестная извращенность, завернутая в такую притягательную обертку.
- Тогда я писала под псевдонимом Джеймс Расселл Уилсон, - гордо поясняет мисс Жозефина. - Они мне даже платили.
Мертвая Девочка открывает глаза, Бобби допивает колу, катает пустую бутылку по ковру взад и вперед, словно скалку по тесту.
- Тебе понравилось? - спрашивает она, мальчик пожимает плечами. - Совсем?
- Ну, не так плохо, как глядеть на упырей, - отвечает он, но отводит взгляд, впрочем, он вообще старается ни на кого не смотреть.
Спустя несколько минут мисс Жозефина неожиданно вспоминает о чемто находящемся в другой комнате и хочет, чтобы восковые фигуры последовали за ней. Там им нужно обязательно посмотреть на погребальную урну или на медные солнечные часы, на очередную безделушку, спрятанную в кишках огромного захламленного дома. Вороны отправились из гостиной в коридор, болтая и испуская сигаретный дым. Если кто и заметил Бобби с Мертвой Девочкой, сидящих на полу, то притворился, что не обратил внимания. Ей это понравилось, она не любила их безжизненный запах, настороженное отчаяние в глазах.
Мисс Жозефина оставила книгу на диване цвета клюквы, и когда последние вампиры ушли, Мертвая Девочка поднимается и входит в круг стульев, чтобы посмотреть на обложку.