В осенних сумерках я пересекаю лужайку и захожу с обратной стороны. Сад тоже выглядит строго официально, на плоской травянистой лужайке, словно солдаты, стоят подстриженные деревья. Мрачное очарование ландшафту придают ореховые деревья, вязы и бук. Пожелтевшие листья усыпали землю. Садовник собрал их в кучи, и я вдыхаю английский аромат костра и сырой травы.
Гдето за окнами этого дома, как крыса в норе, сидит отец, Даниэль ВиндхемХейз.
Становится темно. На вершинах деревьев рассаживаются грачи. Я не спешу, наслаждаясь приятным предвкушением, и вот из голубоватой темноты появляется фигура в длинном черном пальто и направляется ко мне.
- Антуан, что ты здесь делаешь?
Это еще один вампир. Карл. Возможно, он вам знаком, но если нет, я расскажу. Карл намного старше меня и уверен, что все на свете знает. Представьте себе лицо ангела, испытывающего блаженство и свою вину в падении, но продолжающего падать, несмотря ни на какие кары. У него янтарные глаза, пожирающие вас. Я всегда восхищался его волосами цвета бургундского вина - в тени они кажутся черными, а на свету приобретают красный оттенок. Таков Карл. Он словно неумолимый призрак, всегда предостерегающий меня от ошибок, которые совершил сам.
- Я размышляю над тем, как этот дом и сад отражают душу своего хозяина, - уклончиво отвечаю я. - Интересно, изменится ли чтолибо после его смерти?
- Не старайся, - говорит Карл, покачивая головой. - Если ты начнешь присматриваться к людям и стараться их понять, тебе грозит безумие.
- Разве тебе не безразлично, если я сойду с ума?
Он кладет руку мне на плечо; несмотря на то что меня всегда тянуло к нему, я слишком взвинчен, чтобы откликнуться.
- Ты еще очень молод, а когда поймешь, может стать слишком поздно. Не связывайся с людьми. Держись от них подальше.
- Почему?
- Иначе они разобьют тебе сердце, - отвечает Карл.
Эти старики уверены, что им все известно, но каждый говорит посвоему. Их невозможно слушать. Их нельзя поощрять, иначе нравоучения никогда не закончатся.
Мы стоим, словно пара воронов посреди лужайки. Потом я делаю шаг назад, обхожу вокруг него и, уже направляясь к дому, легко оборачиваюсь.
- Иди к черту, Карл. Я буду делать то, что хочу.
И вот я в доме. По длинным коридорам гуляют сквозняки, стены не мешало бы заново покрасить. Но здесь висят картины старых мастеров, и я с волнением прикасаюсь пальцем к золоченым рамам. Забавно, Даниэль вкладывает деньги в эти мрачные масляные картины изза их стоимости, но работы своего сына ни во что не ставит.
Следуя инструкциям Руперта, я нахожу белую сплошную дверь спальни и ступаю внутрь.
Отец выглядит совсем не так, как я ожидал.
Я останавливаюсь возле кровати и хорошенько рассматриваю его. Одной рукой отвожу полотнище балдахина. Я неподвижен, как змея перед прыжком. Если Даниэль проснется, он может решить, что ктото сыграл с ним дурную шутку - поставил возле кровати восковой манекен с горящими лазами, чтобы его испугать. Но он спит, один в этой аскетически пустынной комнате. Рдеющие угли в камине отбрасывают на стены демонические блики. Как и во всем доме, здесь чисто, но все обветшало. Даниэль не транжирит свое богатство. Вероятно, он считает, что, лишив сына наследства, сможет забрать его с собой.
Почему я решил, что он стар? Руперту всего двадцать три, значит, его отцу не больше пятидесяти, а может, и того меньше. А он красив. У него выразительное лицо, как у хорошего актера, густые каштановые с проседью волосы, откинутые с высокого лба назад. На покрывале выделяются мускулистые руки с длинными прямыми пальцами. Даже во сне его лицо выглядит умным и сосредоточенным. Я стою рядом и восхищаюсь его орлиным носом и длинными полукружьями век, вокруг которых наметилась сеточка тонких морщинок.
Его нелегко будет убить. Ято ожидал увидеть немощного старика в ночном колпаке, а не могучего льва, полного силы и крови.
Я склоняюсь над кроватью. Рот наполняется слюной. Я притрагиваюсь кончиком языка к его шее, ощущаю солоноватый привкус кожи и слабый запах пены для бритья, такой мужественный аромат… Я весь дрожу от нетерпения, крепко прижимаю его к постели обеими руками и прокусываю кожу.
Он просыпается и ревет от боли.
Я пытаюсь заткнуть ему рот своей рукой, и он впивается нее зубами! Его клыки вонзаются в мышечную ткань, но мне все равно, я не чувствую боли, все ощущения сметены экстазом поглощения крови. Так мы лежим в кровати, кусаем друг друга, и его тело извивается подо мной.
Вдруг ктото тихонько стучит в дверь.
Мы оба замираем, словно любовники, застигнутые в самый кульминационный момент. Я перестаю пить, медленно вытаскиваю клыки из раны. Даниэль только хрипло вздыхает, хотя боль, должно быть, мучительная. Мы едва успеваем посмотреть друг на друга, как дверь открывается и на пороге появляется призрак.
Это женщина. На ней плотная белая ночная рубашка, в руках горящая свеча, и огонек отражается в ее глазах.
- Даниэль? - шепчет она. - Уже полночь…
По ее поведению нельзя сказать, чтобы она пришла на его крик. Я не думаю, чтобы она вообще его слышала. Нет, она пришла тихонько, как вор, и я понимаю, что это свидание. Полог над кроватью почти целиком скрывает меня, и я успеваю ее рассмотреть, пока женщина меня не заметила.
Она хорошенькая. На белой сорочке хорошо видны распущенные темнокаштановые волосы. Какой цвет! Искры бронзы на красноватом фоне. И восхитительное личико. Темные глаза и брови, красный бутончик округленного от удивления рта.
Она направляется к кровати.
- Мэг, не надо! - хрипит Даниэль, и она вдруг видит нас обоих, видит кровь на его шее и моих губах.
Свеча падает на ковер, ее руки взлетают к щекам. Женщина пятится к двери и начинает кричать:
- О нет, господи! Помогите! Убивают!
Придется ее остановить. Я спрыгиваю с кровати и, не дав ей сделать и пары шагов, прижимаю к двери. Я в бешенстве. Я должен ею овладеть, и уже не могу остановиться. Во рту еще остался вкус его крови, но я припадаю к ее шее и чувствую на языке кровь Мэг, насыщенную, алую, солоноватую…
Ее голова запрокидывается, тело безвольно льнет ко мне. Ощущение настолько восхитительное, что я пью медленнее, и вот уже все ее тело прижимается ко мне, я слышу, как стучит ее сердце, чувствую ее дыхание в беспомощных криках.
Почемуто мне не хочется ее убивать. Мои клыки медленно выскальзывают из ранок, но я еще держу ее, ощущаю ее бессильный вздох. У меня нет ни сил, ни желания прикончить ее. Нет, она нравится мне живой. Мне нравится теплая тяжесть ее тела, повисшего на моих руках, нравятся ее волосы, прилипшие к окровавленным губам.
Так мы стоим несколько минут. Потом я чувствую, как Даниэль прикасается к моему плечу. Он всетаки выбрался из кровати.
- Кто ты? - шепчет он.
Его большая рука скользит по моему плечу, спине, пояснице. Потом протискивается между мной и женщиной и останавливается на ребрах, я даже ощущаю ее тепло. Он прислоняется к моей спине. Мы все трое стоим, прижавшись друг к другу.
Что ж, это приятно.
Она нашла меня, когда я снова вышел в сад. Я хожу взад и вперед по траве под холодными окнами дома, а сверху смотрит луна, и вдруг появляется Карлотта. Она выходит из тени живой изгороди и направляется ко мне.
- Нелегко уйти, правда? - говорит она, притрагиваясь к моему запястью своей холодной рукой. - Они что, похожи на твою семью?
- Нет, просто интересно, - говорю я. - Сын, Руперт, влюблен в хорошенькую горничную, Мэг. Как же я могу ему сказать, что Мэг периодически навещает спальню его отца? Ничего удивительного, что Даниэль запретил Руперту и думать о ней.
Карлотта разражается негромким чувственным смехом.
- Ах, Антуан, разве Карл не предупреждал тебя, что нельзя даже спрашивать их имен, нельзя вникать в их жизнь? Ты все знаешь и все же не в силах остановиться. Знаешь, это и мой грех тоже.
Как бы не так, Карлотта. Она любовница Карла и явилась только ради того, чтобы убедиться в тщетности его советов. Не вникать в жизнь людей, так он мне говорил? Лицемер. Он же сам овладел Карлоттой, когда та еще была человеком, он не смог остановиться, а потом не смог оставить ее одну. И кто стал бы его за это винить? В ней есть чтото от Снежной королевы и одновременно от английской розы. Это великолепная кукла из фарфора и золота, с сердцем, полным тьмы. Ее можно сравнить с принцессой, убежавшей вслед за цыганами, разодетой в золотистый шелк и кружева. Но если сравнить, кто из них опаснее, кто в большей степени соответствует облику вампира, это, безусловно, Карлотта.