- Молодой посетитель? - переспросила экономка и, на ощупь добравшись до очага, помешала в нем кочергой. - Нет, милочка. А с чего вы подумали, будто такой приезжал?
- Миссис Блессингтон, а историй с привидениями про Рамплинггейт не рассказывают? - неожиданно для самой себя спросила я.
«О ужас, о невыразимый ужас!» - всплыло у меня в памяти отцовское восклицание. Смешно, право, уж не думаю ли я, будто бледный молодой красавец был привидением?
- Нет, что вы, - улыбнулась старушка, - ни одно привидение не осмелится потревожить покой Рамплинггейта.
И потекли мирные дни, без забот и тревог, - прогулки по заросшему, запущенному парку, катание по озеру на маленьком ялике, чаепития под нагретым солнцем стеклянным куполом пустующей оранжереи. А по вечерам мы устраивались в библиотеке у камина и читали.
На все наши расспросы в деревне мы получали одинаковый ответ: местные жители питали к господскому дому глубочайшее почтение и даже любовь. Ни одной мрачной легенды или слуха по окрестностям не бродило.
Как же мы сообщим всем этим людям о приговоре, вынесенном отцом? Нам и самим страшно было даже подумать о его приказе сровнять Рамплинггейт с землей.
Ричард радовался сокровищам античной словесности, обнаруженным в библиотеке, а в моем распоряжении был письменный стол в ее уголке.
Никогда раньше не ведала я такого покоя. Самый дух Рамплинггейта как будто пронизывал каждую строчку, выходившую изпод моего пера, и на чистых страницах пышно расцветали новые образы, сплетались и ветвились новые сюжеты. Уже в понедельник после нашего прибытия я закончила свой первый настоящий рассказ, затем переписала его начисто и пешком отправилась в деревню, чтобы отважно послать свое творение в редакцию журнала «Блэквуд».
День выдался теплый, погожий, и обратно я шла не торопясь, погрузившись в размышления. Что так тревожило отца в этом прелестном английском уголке? Что за кошмар, что за страх омрачили его последние часы и побудили на смертном одре проклясть это прекрасное поместье? Рамплинггейт с его небывалым таинственным безмолвием и царственной величественностью завладел моей душой, и я самозабвенно впивала его красоту. Порой я забывалась настолько, что мнила себя бесплотным духом, разумом, блуждающим по тихим дорожкам парка и каменным коридорам, которые слишком много повидали на своем веку, чтобы снисходить до хрупкой, незаметной молодой женщины, что временами вслух заговаривала с рыцарскими доспехами, садовыми статуями или херувимами с их витыми раковинами, уже много лет не извергавшими воды и украшавшими собой заглохший фонтан.
Но не таилась ли в этой прелести, в этом обаянии некая зловещая сила, некая угроза, что покамест не являла себя нам, - некая доселе неведомая нам история? «О ужас, о невыразимый ужас!» Когда я вспоминала отцовские слова, то даже в ослепительный солнечный день они вызывали у меня дрожь.
Поднявшись по склону холма, я увидела Ричарда, который безмятежно прогуливался по берегу озера. Брат то и дело поглядывал на далекие стены замка, и лицо его выражало покой и довольство, а взгляд казался затуманенным, словно Ричард видел блаженный сон наяву.
Он подпал под чары Рамплинггейта. Это я поняла превосходно, ибо и меня уже постигла та же участь.
Повинуясь внезапному приливу решимости, я ускорила шаг, нагнала брата и мягко тронула его за руку.
Мгновение Ричард смотрел на меня, точно не узнавая, а потом тихо сказал:
- Джули, как я могу его разрушить? У меня никогда рука не поднимется на эту красоту! А если я выполню отцовскую волю, то остаток жизни буду терзаться угрызениями совести.
- Ричард, нам пора спросить совета у знающих людей. Напиши нашим юристам в Лондон, - предложила я. - Напиши папиному душеприказчику, доктору Мэтьюсу. Объясни ему все. Не можем же мы вот так взять и разрушить дом.
…В три часа ночи я открыла глаза. Но бодрствовала я уже давно, сон не шел. Я лежала в темноте, одна, но испытывала не страх, а нечто иное, какоето смутное и беспрестанное возбуждение, какуюто сосущую пустоту в душе. Это ощущение и побудило меня подняться с постели. В чем же тайна этого жилища? Что оно вытворяет со мной? Нет, Рамплинггейт - не просто стены, он наделен какойто таинственной силой и влияет на мою душу.
Меня переполняли волнение и неясные предчувствия, и в то же время я ощущала, что от меня скрывают какуюто диковинную и важную тайну. Изнемогая от невыносимой тревоги, я облачилась в свободный шерстяной халат и ночные туфли, а затем крадучись вышла в холл.
Поток лунного света заливал дубовую лестницу и вестибюль. Как описать словами мучительное волнение, охватившее меня, как передать на бумаге необъяснимую жажду, гнавшую меня вперед? Может быть, мне это удастся, и впечатления пригодятся, решила я и бесшумно двинулась вниз по лестнице.
Передо мной простирался пустынный холл. Лунный свет играл там и сям на лезвиях скрещенных мечей или поверхности щита. Но дальше, за холлом, сквозь распахнутые двери библиотеки, я увидела зыбкие отблески огня. Значит, Ричард тоже не спит, и он там. Эта мысль успокоила меня и наполнила душу умиротворением. Однако расстояние между мной и братом все никак не сокращалось, холл будто сделался бесконечным, и я все спешила и спешила мимо длинного дубового стола, мимо доспехов на стенах, пока наконец не достигла дверей библиотеки.
Да, в камине полыхал огонь, а в кожаном кресле у огня сидела какаято фигура, перебирая разрозненные страницы тонкими точеными пальцами. Полуночник так погрузился в чтение, что не услышал моих шагов. Пламя в камине бросало на его бледное лицо теплый золотистый отсвет.
Но то был не Ричард, о нет! Предо мной явился тот самый незнакомец в черном, которого отец так испугался на вокзале Виктория пятнадцать лет назад. Да, прошло пятнадцать лет, а в этом прекрасном молодом лице не изменилась ни одна черточка, и темные волосы попрежнему спадали на лоб и плечи незнакомца густыми небрежными прядями, и все так же молодо сверкали черные глаза, что вдруг с любопытством уставились на меня, - и я едва не вскрикнула от неожиданности.
Мы молча глядели друг на друга: я оцепенела на пороге полутемной библиотеки, он - застыл в кресле у камина, не меньше моего потрясенный внезапностью этой встречи. Сердце у меня замерло.
Мгновение - и незнакомец уже вскочил, еще миг - и очутился возле меня, и протянул ко мне руки, точеные белые руки.
- Джули! - прошептал он так тихо, что, казалось, этот голос прозвучал у меня в голове, как во сне. Однако это был не сон, и не во сне, а наяву руки незнакомца схватили меня, и я пронзительно закричала, и крик мой, отчаянный и беспомощный, эхом заметался между стен.
Хватка ослабла. Я была одна. Вцепившись в дверной косяк, я с трудом сделала шаг, другой и отчетливо увидела незнакомца на пороге двери, ведущей в сад. Гость оглянулся на меня через плечо. Мгновение - и он исчез, как не бывало.
Крик все еще рвался из моей груди, я не в силах была заставить себя умолкнуть, даже когда услышала приближающийся голос Ричарда, звавшего меня по имени, и его торопливые шаги, которые простучали по лестнице, а затем через холл, отдаваясь гулким эхом. Ричард вбежал в библиотеку, обнял меня, тряс за плечи, звал, усадил в кресло, а я все еще кричала. Наконец ему удалось коекак успокоить меня, и я сбивчиво рассказала об увиденном.
- Ты же знаешь, кто это был! - истерически всхлипывая, твердила я. - Он! Тот самый незнакомец с вокзала!
- Постой, Джули, постой, - прервал меня брат. - Он сидел спиной к огню, ты не могла так хорошо рассмотреть его лицо и…
- Ричард, говорю тебе, то был он! Как ты не понимаешь? Он схватил меня, он назвал меня по имени! - прошептала я. - Силы небесные, Ричард, взгляни, огонь в камине горит, а я не зажигала его, это он, это все он… Он побывал здесь!
Едва ли не оттолкнув брата, я склонилась над рассыпанными на ковре бумагами.
- Мой рассказ! - растерянно вырвалось у меня. - Ричард, он читал мою рукопись! О боже, тут еще и твои письма! Он читал твои письма доктору Мэтьюсу и мистеру Партриджу, письма о сносе дома!