- Хелен! Как дела? Это Лео.
- Лео… - Она кашлянула, и он услышал еще чейто неразборчивый голос. - Это ты.
- Я, - сухо отозвался он, ожидая, что она извинится, неловко засмеется, снова кашлянет и разразится перечнем вымышленных недугов - сенная лихорадка, простуда, грипп. Но она ничего не сказала. Лео прислушался и понял, что на заднем плане был не голос, а скорее какойто монотонный шум вроде вентилятора или воды из крана. - Хелен! У тебя все нормально?
Долгая пауза.
- Конечно. Конечно, у меня все хорошо.- Голос ее умолк, и Лео услышал высокий писк.
- Хелен, ты там птицу завела?
- А?
Лео переложил трубку к другому уху, прижав ее сильнее, чтобы лучше слышать.
- Птица. У тебя там какието странные звуки, будто птица щебечет.
- Нет, - медленно проговорила Хелен. - У меня нет птицы. И телефон не сломан. - Лео слышал, как она ходит по квартире, и шум то становился громче, то стихал, но не смолкал. - Лео, я сейчас не могу говорить. Завтра увидимся, хорошо?
- Завтра?! - взорвался он.- Я тебя две недели не видел!
Она кашлянула и ответила:
- Извини. Была занята. Завтра увидимся. Пока.
Он хотел было возразить, но она уже повесила трубку.
Назавтра она не пришла. В три Лео пошел в отдел антропологии и спросил секретаршу, появлялась ли сегодня Хелен.
- Нет, - покачала головой она. - В отделе кадров уже отметили, что она прогуливает. Ее всю неделю не было. - Она нерешительно помолчала и зашептала: - Лео, в последнее время она плохо выглядела. Как вы думаете, может быть… - Умолкнув, она пожала плечами. - Всякое может быть. - Тут у нее зазвонил телефон.
Лео ушел с работы пораньше, вывел велосипед со стоянки и покатил направо, в сторону дома Хелен. Он кипел от ярости, но сквозь злобу пробивалась серебряная игла страха. Он едва не решился сначала зайти к ее непосредственному начальнику, едва не решился предупредить ее звонком. Но он не стал этого делать и теперь катил по Пенсильванияавеню, объезжая первые пробки. В нескольких кварталах впереди виднелся Юнионстейшн. Лео вспомнил статью во вчерашнем выпуске «Пост»: какието вандалы оборвали все розы в сквере перед вокзалом. Он пересек автобусную полосу вокруг вокзала и объехал разоренный сквер, качая головой и огорченно озираясь. Ни одной розы не осталось. Ктото оборвал со стеблей все цветы до единого. Местами на брусчатке лежали груды роз, уже начавшие буреть от гнили. Коегде мертвые цветы еще болтались на надломанных стеблях. Выругавшись от возмущения, Лео еще раз объехал сквер и едва не врезался в автобус - он все время оглядывался на погибшие цветы. После этого он свернул к дому Хелен - многоэтажке в нескольких кварталах к северу.
Свет в окнах Хелен не горел. Даже с улицы было видно, какие засаленные у нее занавески, они словно прилипли к стеклу от грязи и усталости. Лео стоял на поребрике и тупо разглядывал окна, зияющие в голом бетонном фасаде.
«Кому же захочется тут жить?» - невольно подумал он, и ему стало стыдно. Надо было приехать сюда уже давно. Стыд застыл и сгустился в мрачные предчувствия в тончайших ледяных ножнах страха. Лео поспешно пристегнул велосипед к парковочному счетчику, подошел к окну Хелен и, встав на цыпочки, заглянул в квартиру. Ничего не видно. Выцветшие занавески скрывали от него комнату, будто облака молочнобелого дыма. Он тактично постучал в окно, а затем, расхрабрившись от тишины, несколько минут настойчиво барабанил, прищурясь, чтобы не пропустить никаких движений внутри.
Попрежнему ничего. Лео вслух выругался и сунул руки в карманы, пытаясь сообразить, как теперь быть. Вызвать полицию? Найти родственников? При этой мысли его передернуло: она давно сделала бы это сама, если бы хотела. Хелен четко и ясно говорила: она любит быть одна. Но битое стекло под подошвами кроссовок, мятые газеты, которые ветром прибило под крыльцо, вся неприкаянность этого квартала говорили об обратном. «Почему она живет здесь?» - подумал Лео со злостью и помчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и расшвыривая с дороги бутылки и обертки от гамбургеров.
Он ждал у двери пять минут, пока из дома вышел какойто паренек. Лео едва успел поймать дверь, пока она не захлопнулась. В подъезде с потолка криво свисала, жужжа, как пчела, лампа дневного света. Квартира Хелен была первая направо. На полу валялись рекламки окрестных магазинов, а на дальней стене виднелись почтовые ящики. Один был открыт и весь набит квитанциями и бесплатными журналами. На ступеньках под ним валялись конверты. Все были адресованы Хелен.
На стук никто не ответил, но Лео почудились внутри чьито шаги.
- Хелен,- негромко окликнул он, - Хелен, это Лео. Ты там как?
Он постучал погромче, еще раз позвал ее, потом принялся колотить в дверь обоими кулаками. Попрежнему ничего. Надо идти; надо вызвать полицию. А лучше вообще забыть, что он сюда ходил. Но он же здесь, и полицейские все равно будут его допрашивать, и кураторша отдела Индии и ЮгоВосточной Азии будет смотреть на него косо. Лео прикусил губу и взялся за дверную ручку. Заперто; но когда он прислонился к двери, дерево подалось. Он покрутил ручку и уже собрался выломать дверь.
Однако это не понадобилось. Ручка крутанулась, и дверь распахнулась - так неожиданно, что Лео мешком рухнул внутрь. За спиной щелкнул замок. Лео оглядел комнату, высматривая Хелен, но видел он лишь серый сумрак, вуали теней, которые отбрасывали заскорузлые занавески. Тут Лео вдохнул, закашлялся и зажал рот рукавом, чтобы дышать сквозь ткань. Он попятился к двери, поскользнулся на чемто влажном, вроде груды мокрого белья. Взглянул под ноги и крякнул от отвращения.
Розы. Они были повсюду: груды гнилых цветов, сломанные ветки, ободранные листья, даже целый небольшой кустик шиповника в углу. Лео забыл о Хелен, обернулся нашарить дверную ручку и споткнулся о выдернутую с корнями азалию. Он упал, цепляясь за стену. Руки скользнули по штукатурке, словно она была мокрая. Подняв взгляд, Лео обнаружил, что она и была мокрая. С потолка по стенам ручьем лилась вода, манжеты рубашки сразу намокли. Лео охнул. Колени подломились, и он, взмахнув руками, рухнул в груду гниющих цветов. Вонь душила его, глаза слезились, он подавил рвоту и попытался снова встать.
Тут он чтото услышал - то ли звонок в дверь, то ли телефон; и тихий шорох - будто под потолком скреблось какоето животное. Лео осторожно повернулся и поглядел вверх, стараясь не выдать себя резким движением. По потолку ктото пробежал, и Лео стало нехорошо. Что там такое? За первой тварью юркнула вторая, на него уставились немигающие золотые глаза.
«Гекконы, - в ужасе подумал Лео. - Она держала гекконов. Нет, она держит гекконов! Боже мой!»
Нет, ее здесь нет! Тут так жарко, так невыносимо воняет тухлой водой, гнилыми цветами, везде мокро. Брюки Лео намокли - он упал прямо в лужу гнили, колени саднило. Линолеум покоробился, из трещин тоже торчали цветы - побуревшие ирисы, осклизлая жимолость. Из соседней комнаты доносилась неумолчная капель, словно забыли закрыть кран.
Надо выбираться отсюда. Оставить дверь открытой - пусть увидит домовладелец или полиция. Ктонибудь позовет на помощь. Но Лео не мог добраться до двери. Не мог встать. Ноги скользили по заплесневелому линолеуму, руки тщетно хватались за бурые лепестки. Темнело. Свет сочился сквозь серые занавески, оставляя на полу золотые полосы. Лео пополз по гнилым листьям, хлюпая мокрой одеждой и отшвыривая в стороны лепешки зелени и изломанных ветвей. Падая, он подвернул ногу, и она болела, руки жгло от невидимых колючек.
Чтото скользнуло по пальцам, и он заставил себя посмотреть вниз, содрогаясь от отвращения. Раздавленный наутилус оставил на руке длинную красную царапину, острые осколки золотило заходящее солнце. Оглядевшись, Лео заметил и другие предметы, множество мелочей, видневшихся в трясине гнилых цветов, как будто тухлая зелень накрыла линолеум приливной волной. Агаты, яркие маски, перья райских птиц, покрытые коркой грязи, расколотые черепа и кости, золотая парча. Он узнал резную куклу, с которой играла Хелен тогда в индонезийском коридоре, - ее головной убор поблескивал в сумраке. Вокруг кукольной шеи была обмотана гирлянда свежих цветов, и янтарные и лазурные цветы так и светились среди руин.