Входная дверь отворилась, и миссис Ричвуз влетела в дом. Ремедиос услышала голоса детей — Джессики и Роберта: миссис Ричвуз отвозила их в школу и забирала по окончании занятий. Джесс вбежала на кухню, у нее были растрепанные золотистые волосы и небесно-голубые глаза. Она тут же обняла Ремедиос:
— Угадай, что у нас сегодня было в школе? Мы делали пахту! Учитель налил молока в маслобойку, и мы все стали крутить эту большую штуковину, и у нас получилась пахта, и мы все ее попробовали!
Ремедиос рассмеялась и привела волосы Джессики в порядок. Она такая рослая и крупная для шестилетней девочки и при этом на год моложе ее младшей сестры Долорес. Долорес не ходила в школу с тех пор, как семье стало не по карману за это платить. Ремедиос не видела Долорес уже полгода и скучала по семейной любимице. Она скучала по всей семье: по Хуану, и по близнецам — Марии и Луису-Хосе, и даже по Эсперансе, хотя и не очень с ней ладила. И конечно же, она скучала по бабушке, которая всегда заботилась обо всех.
— А ну-ка беги быстренько умойся, — сказала миссис Ричвуз Роберту, — и учти: я не намерена повторять это дважды! Твой отец может прийти в любую минуту. Ты же знаешь, по средам он любит сразу садиться за стол, чтобы успеть на собрание домовладельцев.
— Я не голоден, — начал ныть мальчик. Впрочем, он проделывал это каждый вечер.
— Ну что ж, значит, не ешь слишком много. Ты сможешь перекусить позже.
— Но я хочу пойти в видеомагазин, с Брэдом. Мне нужно купить один диск… — продолжал канючить Роберт.
— Вечером после школы? Вряд ли это возможно, — отрезала миссис Ричвуз.
— Но, мама, его брат отвезет нас, и на прошлой неделе ты сказала…
— О, а вот и машина твоего отца! — Миссис Ричвуз выглянула в окно. — Давайте поторопимся к столу!
— Но я хочу пойти вместе с Брэдом, ты сказала… — не сдавался Роберт.
— Боже, Роберт, прекрати напоминать мне о том, что я сказала! Давай съешь что-нибудь, мы проведем еженедельный семейный ужин, а потом ты сможешь идти…
Так всегда бывало у Ричвузов — они всегда были заняты, всегда куда-то спешили, их жизни протекали так быстро, что почти не соприкасались друг с другом. Совсем не так шла жизнь у них в Эквадоре. Большую часть своего времени семья Ремедиос проводила вместе. А после наступления темноты никому и в голову не приходило выйти на улицу, там всегда царила опасность. В новостях говорили, что в Калифорнии ночные прогулки тоже могут плохо закончиться, но Ремедиос не верилось в это. Перед тем как Ричвузы наняли ее, она бывала только в Лос-Анджелосе и ничего не знала о таких местах, как Восточный Эл-Эй [13]или Баррио. Ей до сих пор было трудно представить, что здесь тоже водились бандиты, как и у них, в де Кито, где по темным улицам рыскали шайки молодых парней и подростков с ножами, готовые перерезать глотку каждому, кто попадется, чтобы получить пищу или деньги, чтобы купить ее. Случалось, что некоторым из этих налетчиков едва исполнилось пять лет… Нет, в Калифорнии она не видела ничего подобного!
Ремедиос выкладывала на стол хлеб и масло, когда мистер Ричвуз вошел в дверь. Джесс подбежала к нему, и он подхватил девочку на руки. Ремедиос смотрела на них и пыталась представить, что сейчас чувствует Джесс. Ее отец умер, когда она была маленькой, сразу после рождения Долорес. Возможно, когда-то он тоже брал ее на руки, но она не могла вспомнить те времена, когда он еще был сильным и здоровым. Ее бабушка говорила, что смерть отца стала причиной смерти матери Ремедиос, потому что вскоре после его похорон та сильно заболела. Ремедиос до сих пор помнила, как мать страдала от изнурительных кровотечений и постоянной боли, превращаясь у них на глазах в подобие иссохшей бледной мумии. Но денег на врача у семьи не было, и им оставалось только смотреть, как их мать медленно умирала в течение двух мучительно долгих лет. Она оказалась слабой. «На то была воля Божья», — сказала бабушка.
Офис мистера Ричвуза, который он возглавлял, находился неподалеку от дома, в тени маленького сада, и хозяин еще не успел отключиться от рабочих проблем, придя домой. Ремедиос знала, что выбрала не самое удачное время, но все-таки решила попытать счастья, так как ей редко удавалось застать мистера Ричвуза одного.
Она стояла в дверях и напряженно смотрела, как тот достает бумаги из своего кейса.
— Мистер Ричвуз, можете уделить мне минутку?
Он не поднял головы, и Ремедиос было решила, что произнесла свою просьбу слишком тихо и Ричвуз ее не услышал. Но через несколько мгновений он словно заметил, что Ремедиос стоит тут, и обернулся к ней.
— Да? В чем дело? — Ричвуз говорил с ней своим обычным деловым тоном, таким же, каким по телефону обсуждал новости с фондового рынка-.
— Мистер Ричвуз, я… я бы хотела прибавки к жалованью… — нерешительно начала Ремедиос, — хотя бы десять долларов в месяц.
На мгновение он устремил на нее пустой взгляд, а потом вернулся к своим бумагам. Не отрываясь от них, он проговорил:
— Вы работаете у нас только шесть месяцев. Обсудим вопрос о прибавке через следующие полгода.
Ремедиос ничего не оставалось, как вернуться на кухню и подать блюдо с мясом к столу.
Ричвузы сидели за столом и говорили все одновременно. «Оно превосходно, Реми!» — отозвалась миссис Ричвуз о жарком, и Ремедиос покраснела. Миссис Ричвуз стала называть девушку Реми вслед за детьми, которым было нелегко выговорить испанское имя. А теперь это имя прилепилось к ней, и так ее стал звать всякий, но Ремедиос не возражала. Она была очень благодарна за то, что может работать в такой хорошей семье.
Роберт клевал еду, как птичка. И когда затрезвонил дверной звонок, мистер Ричвуз раздраженно бросил сыну: «Роберт, скажи своему другу, чтобы не звонил так сильно, это может потревожить соседей», а миссис Ричвуз заметила: «С каких это пор люди разучились входить через дверь?» Но Роберт уже вскочил из-за стола, схватил с вешалки в прихожей свою куртку и выскочил прочь.
Следующим уходил мистер Ричвуз. Он быстро закончил трапезу и поднялся наверх, чтобы переодеться для встречи с другими домовладельцами, живущими в этом же районе. Миссис Ричвуз поднялась наверх вместе с Джесс, чтобы помочь ей сделать домашнее задание. «Реми, пожалуйста, если кто-то будет звонить, отвечай, что я сама перезвоню», — сказала она напоследок.
Мистер Ричвуз поспешно вышел из дома, и Ремедиос, закрыв за ним дверь, осталась одна и начала убирать со стола тарелки с недоеденной пищей. Как всегда в таких случаях, она была спокойна, как если бы выбрасывала в мусорный бак ненужный хлам. Но мысль о том, что остатками в этих тарелках ее семья могла насытиться на день вперед, не покидала девушку.
Раньше Ремедиос доедала то, что оставалось после трапезы хозяев, но миссис Ричвуз однажды застала ее за этим занятием и сделала замечание. Она заявила, что это негигиенично, и велела служанке всегда выбрасывать все объедки.
Однако вот и сейчас Ремедиос срезала куски мяса с краев жаркого, стараясь избегать непрожаренных мест, и сервировала себе свой собственный ужин, дополнив его густой подливкой и небольшой мисочкой салата. На протяжении всей ее жизни самая обильная трапеза всегда приходилась на середину дня. Перед сном Ремедиос лишь слегка перекусывала; она не любила много есть на ночь. Прежде чем приступить к ужину, Ремедиос завернула оставшееся мясо в прозрачную пленку, салат и подливку поместила в воздухонепроницаемые контейнеры и убрала все в холодильник, забитый до отказа продуктами.
Дети съели свои десерты, мистер Ричвуз тоже. Только пудинг хозяйки остался нетронутым. Ремедиос положила его себе на тарелку. Теперь она могла приступить к еде.
Она скучала по пище, которую готовили у них дома: рис, красные и черные бобы, обильно сдобренные специями и — иногда — немножко мяса, если семья могла себе это позволить. А лепешки! Ничего похожего здесь не было.
13
Эл-Эй — разговорное название Лос-Анджелеса. Восточные районы Лос-Анджелеса славятся криминальной обстановкой.