Она поднялась с кровати и прислушалась: в прихожей царила мертвая тишина. Ремедиос босиком отправилась на кухню — привычное место, где она проводила столько времени. Девушка включила свет, и это простое повседневное действие успокоило ее.
Безотчетный страх, охвативший Ремедиос, понемногу исчезал, и она, услышав урчание в животе, поняла, что очень голодна. Она открыла холодильник, достала блюдо, на котором лежало жаркое, и взяла нож со стола. С трудом осознавая, что она делает, Ремедиос отрезала непрожаренный, сочащийся кровью кусок мяса. Она отрывала самые кровавые куски жаркого и отправляла их в рот руками, слизывая кровь с пальцев.
Ремедиос посмотрела на свои руки, покрытые темно-красными пятнами крови, и внезапно вспомнила вот что: в межсезонье, когда ночи становятся холоднее, когда она была совсем еще маленькой ребенком — вроде бы еще до рождения Эсперансы, — Ремедиос попробовала кровь на вкус!
Ее мать, ее отец, всегда выглядевший таким усталым, ее еще не поседевшая бабушка… Маленькая Ремедиос стояла рядом с ними на деревенской площади, и руки матери лежали на ее плечах. Вся площадь с церковью на одном краю была заполнена их соседями, друзьями и прочими родственниками. «Сегодня праздничный день, — сказала бабушка утром. — Dia de los Muertos — День мертвых и День Всех Святых, день, когда люди молятся всем святым за всех усопших». Как можно молиться всем святым, удивлялась Ремедиос, ведь их так много? Ее бабушка сказала, что день будет наполнен молитвами и месса будет долгой: падре станет перечислять имена всех умерших, для бедняков отслужат общую мессу, а для богатых, которые могут заплатить, проведут отдельные службы.
Из церкви, которую они только что посетили, выходили толпы утомленного народа, они двигались по площади кругами, падре вел за собой молящихся, и казалось, что одни люди напевали какую-то мелодию, а другие эхом повторяли за ними слова их молитв. Острый запах курящегося ладана наполнял воздух, министранты медленно шли за священником и звонили в колокольчики, в то время как другие рассыпали освященные темно-пурпурные лепестки цветов перед процессией.
Ремедиос мусолила во рту кусочек guaguas del pan — маленький хлебец, который бабушка испекла на этой неделе. Он лежал в корзинке специально для Dia de los Muertos. Это были небольшие хлебцы в виде мужских и женских фигурок, которые символизировали усопших. У фигурки, что держала в своей руке Ремедиос, глаза были сделаны из красного сахара, губы и волосы — ярко-зеленые, а одета она была в яркое платье. Бабушка называла ее Эсперанса. Это было имя умершей сестры матери Ремедиос. В ее честь назовут позже одну из ее младших сестер. «Это имя означает „надежда“», — говорила бабушка. Ремедиос спрятала маленькую Эсперансу в карман, чтобы позже положить ее на домашний алтарь. На алтаре стояли большая статуя святой Марианиты де Хесус и очень много свечей. Там же положат цветы, которые прихожане принесут с собой с кладбища.
Ремедиос проголодалась и удивлялась, почему они не могут вернуться домой и как следует поесть густой суп hero и выпить горячую, бордовую, похожую на желе colada moranda, которую ее мать готовила только на День Всех Святых.
Праздничное шествие длилось еще не один час, взад и вперед по площади носили венки цветов, маленькие stampas — фигурки святых, записки с именами умерших, которых нужно было помянуть в молитве. Записки были украшены красными и желтыми цветами. Падре нес большую икону с изображением Девы Марии, два других священника несли другую икону — с ликом святой Марианиты де Хесус, которая пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти город от землетрясений. Оба изображения были обильно украшены блестками, морскими ракушками и цветами. Ремедиос захотелось спать, и она опустилась на жесткую землю, прислонившись к ногам своей бабушки.
А потом, когда девочка открыла глаза, было уже темно, ночь опустилась с неба, как большое темное покрывало, и в городе все замерло… Она поняла, что теперь находится на кладбище.
Здесь обитель мертвых. Огромное множество бетонных ящиков, нагроможденных один на другой. Как сказала ее мать, мертвых много, а места мало. Ремедиос продолжала сидеть на земле перед могилами своих предков, в то время как взрослые украшали надгробия красивыми белыми лилиями, клали венки из цветов на мраморные плиты с высеченными на них именами тех, кто был здесь похоронен. Воздух наполнился сладким благоуханием лилий, пришедшие на кладбище начали возносить молитвы. Ремедиос опять задремала.
«Приведите их!» — приказал падре. Внезапно стало совсем темно, только звезды продолжали светить над головами собравшихся людей. Собаки! И их так много! Откуда они здесь взялись? С трудом верилось, что кто-то из их соседей мог позволить себе содержать собаку. Эти дикие животные скитались по улицам и выпрашивали еду у людей. Как же их сюда заманили? Все дело было в объедках. Ремедиос никогда не видела, чтобы в одном месте собиралось сразу так много собак, которым к тому же дали столько еды.
Некоторые время спустя мужчины стали осматривать собак, бурно, но по-дружески обсуждая каждую из них. Которое из этих животных было самое сильное, а которое самое слабое? Кто из двух огромных псов наиболее решительный? А вот этот маленький белый щенок, который бесстрашно набрасывается на других собак и отбирает у них еду, — возможно, когда он вырастет, то превратится в доминантного самца, вожака стаи. В конце концов из всей стаи выбрали одну собаку. Это была коричневая сука средних размеров, гихая и робкая. Самая слабая, как сказала бабушка Ремедиос. «Someter — подчинись!» — сказал собаке дядя Антонио.
Ремедиос замерла, увидев, как дядя Антонио перерезал собаке глотку от уха до уха большим ножом. Животное попятилось, оскалилось и взвыло, как это бывает на охоте. Сначала собака упала на землю на передние лапы, а потом завалилась на бок. Еще до того, как она затихла, женщины бросились к ее телу и стали собирать текущую кровь в чаши. Мать Ремедиос была среди них. Каждая семья собрала столько бесценной жидкости, сколько смогла, стараясь ни капли не пролить на землю. Затем была схвачена другая собака, и ее, рычащую, выволокли вперед. Ремедиос смотрела на происходящее, на ее глаза навернулись слезы. Этот пес был силен, полон жизни. Он был не очень крупным, но его дух был неистов, и все это чувствовали.
«Выживает сильнейший», — сказал дядя Антонио, и Ремедиос пришлось наблюдать за тем, как ее дядя поит свирепого кобеля кровью убитой собаки, которая еще несколько секунд назад была членом той же стаи, что и сам пес. А потом Ремедиос увидела, как Антонио отпил глоток.
«Вот, Ремедиос, выпей это, — велела ей мать. — Оно сделает тебя сильной. Ты самая сильная из нас, ты должна выжить».
Девочка покорно приложила губы к холодной металлической чаше и отпила немного горячей густой жидкости. Так, как будто это была не кровь, а молоко.
«Слабый питает сильного, — сказала ее бабушка перед тем, как тоже выпить. — Иногда сильные избегают стада и становятся дикими, потому что, вкусив однажды крови, они уже не могут без нее. Так всегда было и будет. Сильный должен стремиться выжить, или умрут все».
Ремедиос рассматривала свои окровавленные руки. Любопытно, почему вид крови больше не вызывает у нее прежнего отвращения? Она слизала сладкий сок с пальцев и ощутила, что все ее тело наполняется энергией, как и в тот раз, когда кровь слабой собаки вдохнула силу и жизнь в каждую клеточку ее тела.
Девушка отложила жаркое и вернулась в свою спальню, к шкафу. Она осторожно вынула четки из кожаного мешочка и положила на прикроватный столик, поближе к свету.
Сколько зубов! Некоторые из них выглядели хрупкими и могли рассыпаться в пыль, стоило только грубо коснуться их. Другие были побольше, покрепче, более приспособленные к тому, чтобы захватывать, кусать и пережевывать пищу. И наконец, тот самый зуб, непохожий на остальные. Жестокий зуб, созданный самой природой для выживания. Он мог защищать, оберегать либо уничтожать. Она надела четки на шею и спрятала под футболку, ощутив прохладное прикосновение зубов к своей коже. Кончик самого острого зуба поместился между грудями и слегка царапал кожу.