Внезапно я вздрогнул и уставился на них. Здесь, среди холмов, не было никакого ветра, ни единый листок не шевелился, но — как ни поразительно — цветы двигались, вибрировали, пульсировали, словно живые! Может, то был эффект недостатка света или моего напряженного взгляда? Но я был уверен, что оптическую иллюзию можно исключить. Я выбрал один из цветков и начал наблюдать за ним. Да, он двигался! Луковичная фиолетовая чашечка, казалось, медленно и ритмично пульсировала, перепончатая бахрома, растянутая сейчас, как гигантское плоское блюдо с волнистыми краями, дрожала и трепетала, длинные и мясистые разноцветные лепестки сокращались, а тонкие, слабые тычинки качались, скручивались и обвивались вокруг толстого и грубого центрального пестика. Я смотрел на цветок изумленным и недоверчивым взглядом, а он, словно дышащее и наделенное чувствами существо, двигался, ощупывал, исследовал воздух вокруг себя, как будто что-то искал. Я был очарован и в то же время охвачен неясным страхом. Не сводя глаз с колоссального цветка, точно под гипнозом, я попятился: цветок, по какой-то необъяснимой причине, начал казаться мне жутким, чудовищным, сверхъестественным. А потом волосы на моей голове будто встали дыбом, меня охватил ужас, я затрясся в ознобе — прямо перед моими глазами огромный пульсирующий цветок отделился от стебля и тихо и бесшумно, как белый воздушный шар, поднялся в воздух. Волоча за собой тычинки и шевеля бахромой, он неторопливо скользнул ко мне. Во рту у меня пересохло. Я был не в силах отвести от него взгляд, не мог пошевелиться. Я не мог даже закричать. На секунду чудовищный цветок завис надо мной и затем — Господи, я никогда не забуду этот миг! — ринулся вниз, как парашют. В мгновение ока, в долю секунды, мне вспомнились слова Макговерна, который говорил о наброшенной на него удушающей, липкой ткани. И я мгновенно понял, что это была не галлюцинация, что «существо», «призрак» Роджерса и Меривейла не был созданием их воображения. И в тот же миг прозрения я понял, что «ночная смерть» была не болезнью и не крошечным микробом. Людей убивали эти ужасные, безмолвные, чудовищные живые цветы таинственных растений.
Свисающая, скользкая, тонкая как нить тычинка прикоснулась к моей щеке. С хриплым, нечленораздельным криком я отскочил назад. Что-то шероховатое дотронулось до шеи. Воздух словно мгновенно выкачали из моих задыхающихся легких. Издав безумный, дикий крик бешеного ужаса, я стал яростно размахивать мачете и вслепую наносить удары вверх и в стороны. Вдруг я почувствовал, как лезвие погрузилось в мягкую, податливую ткань. На меня хлынула густая, зловонная, соленая жидкость. Ужасная вязкая масса ударила меня по плечу, и в левую руку, в горло, во все тело словно вцепились цепляющиеся, извивающиеся, дрожащие, липкие, кошмарные пальцы.
Крича, отбиваясь, рубя мачете и чуть не падая без чувств, я сорвал их с себя, отскочил в сторону и окончательно высвободился из объятий чудовищного, жуткого цветка.
Он беспомощно корчился на земле, задыхаясь и пульсируя. Я чувствовал слабость, голова кружилась, я был почти парализован. Но какое-то шестое чувство заставило меня обернуться — и вовремя! На меня пикировали еще две страшные, безмолвные, смертоносные твари! Я не успел бы двинуться или убежать. Однако первый приступ суеверного страха уже прошел. Эти жуткие, ужасающие, сверхъестественные создания были реальны. Они не были ни призраками, ни духами. Их можно было уничтожить, убить.
Насторожившись, приготовившись, я ждал нападения. Когда свисающие извивающиеся тычинки и большой, телесного цвета пестик оказались надо мной — даже в тот момент, несмотря на весь страх и волнение, я мысленно сравнил его с боа со зловещей, покачивающейся головой — я изо всей силы нанес удар и бросился в сторону. Острое лезвие, издав негромкий свист, рассекло мягкую массу. Цветок закачался, накренился, перевернулся, как потерявший управление аэроплан. Я продолжал осыпать его жестокими рубящими ударами, пока он не упал на землю. Но победа едва не стоила мне жизни. На меня набросилась третья чудовищная тварь! Ее адские удушающие складки окутали мою голову; центральный орган, свисавший вниз, царапая, обвился вокруг шеи, как канат. Меня спасло лишь то, что в этот момент я наклонился вперед. Я с криком оторвал от себя пестик и тут же почувствовал, будто в руку впились тысячи докрасна раскаленных иголок. Орудуя мачете и пригибаясь к земле, я выбрался из-под удушающих складок.
Я был не в себе, меня тошнило, от пережитого ужаса и сражения с чудовищами я сильно ослабел. Я понимал, что вокруг парит еще множество таких же невероятных, жутких, смертоносных созданий. В любую минуту меня могли атаковать десятки, сотни цветков. Даже на стебле, от которого отделилась эта троица, оставалось еще несколько готовых взлететь и напасть цветков. В неописуемом страхе — я и не знал, что могу испытывать такой страх — задыхаясь и крича, я помчался к открытой местности и лагерю. Раз или два я оглянулся, ожидая увидеть позади призрачные, размытые очертания преследователей. Но за мной никто не гнался — возможно, других не было и той ночью полностью созрели только три цветка. И в ту минуту, когда я бежал, крича так громко, что меня, должно быть, слышали в далеком лагере, мне открылась истина. Я был на волосок от гибели и едва спасся от «ночной смерти», но раскрыл тайну. Я узнал истину и странный, невероятный, кажущийся невозможным секрет этих небывалых растений, этих смертоносных живых цветов. Растения были наземными гидроидами, гигантскими представителями загадочных морских созданий, что служат, вероятно, связующим звеном между растениями и животными. И, как и их маленькие морские прототипы, они порождали живые, плотоядные организмы — гигантских медуз, которые плавали по воздуху, а не по воде.
И, подобно морским медузам, которые отпочковываются от гидроидов, эти гигантские существа-людоеды, эти вампиры пустыни, в свою очередь размножались, производя на свет растения. Из семян или спор последних вырастали гидроиды с живыми независимыми организмами вместо цветов.
Может показаться странным, что я способен был думать и рассуждать последовательно и здраво, пока в страхе, спотыкаясь, мчался к лагерю. Но человеческий мозг способен на всякие странности; мое подсознание предавалось научным размышлениям, в сознании же осталась единственная мысль — поскорее оказаться в безопасности, прежде чем до меня доберутся эти кошмарные вампирические ночные хищники. От ужаса я, видимо, продолжал громко кричать, хоть и не слышал свои крики. Впереди, в темноте, замерцали огни и, когда я достиг первых домов лагеря, в одном из них открылась дверь. Измученный и обессиленный, я бросился внутрь. Даже в своем полубезумном, полуобморочном состоянии я узнал Меривейла и Джонсона.
— Закройте дверь, закройте дверь! — выдохнул я. — Оставайтесь в доме, если жизнь вам дорога! Я… они…
Я пошатнулся и без чувств упал на кровать.
Открыв глаза, я увидел над собой обеспокоенные лица друзей.
— Слава Богу, ты пришел в себя! — воскликнул Джонсон. — Что случилось, Барри? Где ты был? Что за «они»?
С огромным усилием я кое-как взял себя в руки и в ломаных, отрывистых фразах рассказал им о своем ужасном приключении и о чудовищных вампирах пустыни. Они обменялись красноречивыми взглядами: очевидно, они решили, что я лишился рассудка или страдал какими-то галлюцинациями. Их недоверие разозлило меня, хотя, Бог свидетель, у них были все причины сомневаться в моем диком и невероятном рассказе.