Он долго рассказывал нам об удивительных результатах, достигнутых английскими учеными и врачами нансийской школы[2].
Факты, которые он приводил, показались мне настолько диковинными, что я наотрез отказывался верить им.
— Мы накануне открытия одной из самых значительных тайн природы, — утверждал он, — я хочу сказать, одной из самых значительных тайн на земле, потому что есть, конечно, тайны гораздо более значительные, — там, в звездных мирах. С тех пор, как человек мыслит, с тех пор, как он умеет высказать и записать свою мысль, он чувствует рядом с собою какую-то тайну, недоступную для его грубых и несовершенных чувств, и пытается возместить их бессилие напряжением ума. Когда его ум пребывал еще в рудиментарном состоянии, это вечное ощущение невидимых явлений воплотилось в банально-жуткие образы. Так родились народные верования в сверхъестественное, легенды о блуждающих духах, феях, гномах, призраках, я сказал бы даже, миф о боге, ибо наши представления о творце-зиждителе, из какой бы религии они не исходили, — это до последней степени убогие, нелепые, неприемлемые вымыслы, порожденные запуганным человеческим умом. Нет ничего вернее изречения Вольтера: «Бог создал человека по образу своему, но человек воздал ему за это сторицей».
Но вот уже немного более столетия, как стали предчувствовать что-то новое. Месмер[3] и некоторые другие направили нас на неожиданный путь, и мы действительно достигли, особенно за последние четыре-пять лет, поразительных результатов.
Моя кузина тоже улыбалась очень недоверчиво. Доктор Паран обратился к ней:
— Хотите, сударыня, я попытаюсь вас усыпить?
— Хорошо. Согласна.
Она села в кресло, и он стал пристально смотреть на нее гипнотизирующим взглядом. Я сразу почувствовал какое- то беспокойство, у меня забилось сердце, сжало горло. Я видел, как веки г-жи Сабле тяжелели, рот искривился, дыхание стало прерывистым.
Через десять минут она уже спала.
— Сядьте позади нее, — сказал мне доктор.
Я сел. Он вложил ей в руки визитную карточку, говоря:
— Это — зеркало. Что вы видите в нем?
Она ответила:
— Я вижу моего кузена.
— Что он делает?
— Крутит ус.
— А сейчас?
— Вынимает из кармана фотографию.
— Чья это фотография?
— Его собственная.
Так оно и было на самом деле! Эту фотографию мне только что принесли в гостиницу.
— Как он снят на этой фотографии?
— Он стоит со шляпой в руке.
Значит, визитная карточка, белый кусочек картона, давала ей возможность видеть, как в зеркале. Молодые женщины испуганно повторяли:
— Довольно! Довольно! Довольно!
Но доктор приказал ей:
— Завтра вы встанете в восемь часов, поедете в гостиницу к вашему кузену и будете умолять его дать вам взаймы пять тысяч франков, которые просит у вас муж и которые потребуются ему в ближайший его приезд.
Затем он разбудил ее.
Возвратясь в гостиницу, я размышлял об этом любопытном сеансе, и меня охватили подозрения; я, конечно, не усомнился в безусловной, бесспорной правдивости кузины, которую знал с детства как сестру, но я счел возможным плутовство со стороны доктора. Не прятал ли он в руке зеркальце, держа его перед усыпленной молодой женщиной вместе со своей визитной карточкой? Профессиональные фокусники проделывают ведь еще и не такие удивительные вещи.
Итак, я вернулся в гостиницу и лег спать.
А сегодня утром в половине девятого меня разбудил лакей и доложил:
— Госпожа Сабле желает немедленно поговорить с вами, сударь.
Я наспех оделся и принял ее.
Она села в большом волнении, опустив глаза, не поднимая вуали, и сказала:
— Дорогой кузен, я хочу вас попросить о большом одолжении.
— О каком же, кузина?
— Мне очень неловко говорить об этом, но иначе нельзя. Мне необходимы, совершенно необходимы пять тысяч франков.
— Полноте! Вам?..
— Да, мне или, вернее, моему мужу, — он поручил мне достать эту сумму.
От изумления я в ответ пробормотал что-то невнятное. Я задавал себе вопрос: уж не насмехается ли она надо мной вместе с доктором Параном, уж не простая ли все это шутка, заранее подготовленная и умело разыгранная?
Но все мои подозрения рассеялись, когда я внимательно посмотрел на кузину. Она дрожала от волнения, — настолько тягостна была для нее эта просьба, — и я понял, что она готова разрыдаться.
2
…
3
…