Я знал, что она очень богата, и заговорил снова:
— Как? У вашего мужа нет в наличности пяти тысяч франков? Подумайте-ка хорошенько. Уверены ли вы, что он поручил вам попросить их у меня?
Несколько мгновений она колебалась, как будто силясь что-то припомнить, затем ответила:
— Да… да… уверена.
— Он написал вам об этом?
Она снова заколебалась, раздумывая. Я догадывался, как мучительно работает ее мысль. Она не знала. Она знала только одно: ей нужно добыть пять тысяч франков для мужа. И она отважилась солгать:
— Да, он мне написал.
— Когда же? Вчера вы ничего мне об этом не говорили.
— Я получила от него письмо сегодня утром.
— Вы можете мне его показать?
— Нет… нет… нет… оно очень интимное… очень личное… я… я его сожгла.
— Значит, ваш муж наделал долгов?
Она еще раз заколебалась, потом прошептала:
— Не знаю.
Тогда я сразу отрезал:
— В настоящий момент у меня нет пяти тысяч франков, милая кузина.
У нее вырвался страдальческий вопль:
— О! Прошу вас, прошу, достаньте мне их!..
Она страшно встревожилась и умоляюще сложила руки. Я слышал, как изменился ее голос; одержимая и порабощенная непреодолимым приказанием, она плакала и лепетала:
— Умоляю вас… если бы вы знали, как я страдаю… Деньги нужны мне сегодня.
Я сжалился над нею:
— Вы их получите, даю вам слово.
Она воскликнула:
— Благодарю вас, благодарю! Как вы добры!
Я продолжал:
— А вы помните, что произошло вчера у вас?
— Помню.
— Вы помните, что доктор Паран усыпил вас?
— Помню.
— Так вот, это он велел вам прийти ко мне нынче утром, чтобы взять у меня взаймы пять тысяч франков, и сейчас вы повинуетесь этому внушению.
Немного подумав, она ответила:
— Но ведь их просит мой муж!
Целый час я пытался ее убедить, но не мог ничего добиться.
Как только она ушла, я помчался к доктору. Я столкнулся с ним в дверях его дома, и он выслушал меня, улыбаясь. Затем спросил:
— Теперь верите?
— Да, приходится верить.
— Едемте к вашей родственнице.
Истомленная усталостью, она дремала в шезлонге. Доктор пощупал у нее пульс и некоторое время смотрел на нее, подняв руку к ее глазам; она медленно опустила веки, подчиняясь невыносимому гнету этой магнетической власти.
Усыпив ее, он сказал:
— Ваш муж не нуждается больше в пяти тысячах франков! Вы забудете о том, что просили кузена дать их вам взаймы, и если он заговорит с вами об этом, ничего не будете понимать.
После этого он разбудил ее. Я вынул из кармана бумажник:
— Вот, дорогая кузина, то, что вы просили у меня утром.
Она была настолько удивлена, что я не посмел настаивать. Я попытался все же напомнить ей, но она энергично отрицала, думая, что я смеюсь над нею, и в конце концов чуть не рассердилась.
Вот история! Я только что вернулся домой и не в состоянии был позавтракать — настолько этот опыт взбудоражил меня.
19 июля. Многие из тех, кому я рассказывал об этом приключении, посмеялись надо мной. Не знаю, что и думать. Мудрец говорит: «Быть может».
24 июля. Я пообедал в Буживале, а вечер провел на балу гребцов. Несомненно, все зависит от местности и окружающей среды. Поверить в сверхъестественное на острове Лягушатни было бы верхом безумия… но на вершине горы Сен- Мишель? Но в Индии? Мы ужасно подвержены влиянию того, что нас окружает. На следующей неделе я возвращаюсь домой.
30 июля. Вчера я вернулся домой. Все благополучно.
2 августа. Ничего нового. Великолепная погода. Провожу дни, созерцая бегущую Сену.
4 августа. Среди моих слуг ссоры. Они утверждают, будто ночью в шкафах кто-то бьет стаканы. Лакей обвиняет кухарку, кухарка обвиняет экономку, экономка — их обоих. Кто виноват? Догадлив будет тот, кто скажет!
6 августа. На этот раз я уже не безумец. Я видел… видел… видел!.. Теперь уже нечего сомневаться… Я видел!.. Озноб еще пробирает меня до кончиков пальцев… страх еще пронизывает меня до мозга костей… Я видел!
В два часа дня я гулял на солнцепеке у себя в саду, среди розовых кустов… в аллее расцветающих осенних роз.
Остановившись полюбоваться на «Великана битв», распустившегося тремя восхитительными цветками, я увидел, ясно увидел, что совсем возле меня стебель одной из этих роз согнулся, как бы притянутый невидимой рукою, а потом сломался, словно та же рука сорвала его! Потом цветок поднялся по дуге, которую могла бы описать рука, подносящая его к чьим-то губам, и один, без опоры, неподвижный, повис пугающим красным пятном в прозрачном воздухе в трех шагах от меня.