Началась истерика. У выходов образовалась давка, и три человека были затоптаны насмерть. Позднее на трибуне было найдено тело оратора. Его лицо превратилось от страха в знакомую жуткую маску.
Люди были ошеломлены и подавлены. Они набивались в церкви и молились о спасении. И, словно в ответ на их молитвы, в город приехал Майкл Каммингс, исследователь психических явлений.
Первым делом Каммингс представился городскому совету.
— Я читал о ваших несчастьях, — сказал он, — и хотел бы попробовать свои силы в разгадке тайны.
Его встретили с распростертыми объятиями.
Каммингс, в отличие от Гибсона, не считал, что где-то в округе бродит сбежавший из дома умалишенных больной.
— Никакой сумасшедший смог бы сотворить такое, — заметил он, когда кто-то заговорил на эту тему. — Несчастный пациент с расстроенной психикой не способен спланировать и осуществить убийство физически крепкого человека. Мне кажется, действовала сверхъестественная сила. Возможно, один из малоизученных элементалей, которые иногда пробуждаются или освобождаются в результате нарушения законов природы. Сегодня к вечеру, в сумерках, я отправлюсь в лес и осмотрю местность.
— Послушайте, — ахнул городской казначей, — это же самоубийство! Любой, кто войдет в лес после наступления темноты, живым не выйдет.
— Настоящей опасности нет, пока вечер не перешел в ночь, — улыбнулся Каммингс. — Кроме того, даже если я и повстречаю «Ужас», я вооружен лучше любого из моих предшественников.
Он отправился в лес, но ничего нового не узнал. На следующее утро фермер, живший примерно в полумиле от места исследований Каммингса, был найден мертвым в своем сарае.
В тот же день Каммингс позвонил доктору Брэдли, исполнявшему обязанности коронера.
— У меня к вам необычная просьба, доктор, — начал он. — Прошу вас разрешить мне сфотографировать глаза погибшего бедняги.
Озадаченный доктор дал свое согласие.
— В случае насильственной смерти, — объяснил Каммингс, устанавливая свой аппарат, — изображение последнего увиденного объекта, как правило, отпечатывается на сетчатке глаза. Хочу узнать, не сможем ли мы распознать этот образ при большом увеличении.
Брэдли заинтересовался, и Каммингс обещал сообщить ему результаты эксперимента. Часа через два или три он вернулся в кабинет врача.
— Я потерпел неудачу, — признался он. — В глазах погибшего ничего не отпечаталось.
— Значит, ваша теория не сработала? — участливо спросил Брэдли.
— Нет, — ответил Каммингс. — Но я не понимаю, как это могло случиться. Напрашивается только одно объяснение: возможно, умирающему нечего было видеть.
— Я думал, — заспорил доктор, — что его убило увиденное.
— Страх, — сказал Каммингс, — может овладеть душой человека не через зрение, а посредством других чувств. В любом случае, я поработаю над этой гипотезой некоторое время и посмотрю, куда она меня приведет.
Исследователь резко сменил тему.
— Скажите, кто живет в той старой развалине в полумиле от дома умершего?
— Ученый по имени Уолгейт, — ответил доктор. — Должен сказать, что благодаря местоположению его дома и любви Уолгейта к уединению может показаться, будто он как-то связан с нашей тайной, но у нас есть доказательства обратного. Когда произошли первые три несчастья, он был здесь, в городе, в компании самых уважаемых людей.
— Может быть, дома у него спрятано какое-то существо, с которым он экспериментирует? — спросил Каммингс.
— Нет, — ответил Брэдли. — Он не из таких ученых. Его область — психология в самой абстрактной форме. Я уже думал о чем-то подобном и лично его посетил.
— Не хотите ли вы навестить его снова? — спросил Каммингс.
На следующий день они нанесли визит доктору Уолгейту. Перед ними предстал вежливый, ученый человек, явно, как и они, обеспокоенный таинственными смертями.
— Доктор, — спросил его Каммингс, — вы когда-нибудь рассматривали возможность того, что «Ужас» — не физическая, а некая психическая сущность?
Доктор бросил на него острый, быстрый взгляд.
— Да, — ответил он. — Я размышлял об этом.
— И каков ваш вывод?
— Трудно прийти к выводу в подобных вопросах, не имея определенной отправной точки.
К удивлению Брэдли, Каммингс не стал разматывать эту очевидную нить и вскоре распрощался с Уолгейтом.
— Почему вы не расспросили его подробней о версии психической сущности? — немного укоризненно спросил Брэдли, когда они возвращались пешком в город. — Ясно ведь, что Уолгейт либо то-то подозревает, либо что-то знает.
— Подозревает и, может быть, даже знает, но не может доказать, — поправил Каммингс. — Он из тех, кто будет молчать, пока не докажет. В то же время, попытка надавить на него может только испортить дело.
По предложению Каммингса, жители пригородов стали зажигать по ночам у своих домов фонари с фиолетовыми стеклами.
— Нам противостоит сверхъестественное создание, — объяснял Каммингс, — и наше лучшее оружие против него — фиолетовые лучи. Для подобных созданий они вредны и иногда даже смертельны.
— Послушайте, — сказал Брэдли, — вы не переборщили? Я могу принять гипотезу о какой-то взбесившейся природной силе, но бороться с ней цветными огнями — это уж слишком! Вы что, пытаетесь таким образом успокоить людей?
Каммингс только улыбался, и фонари продолжали гореть по ночам. Нападения «Ужаса» прекратились, и целый месяц в городе все было спокойно.
— Похоже, вы все-таки уничтожили этого призрака, — вынужден был признать Брэдли.
Каммингс отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он, — я только на время отогнал его. Как только мы перестанем пользоваться фиолетовыми лучами, он вернется. Более того, он может даже набраться сил для противостояния им. Думаю, что через день или два я опять нанесу визит Уолгейту. Надеюсь, я смогу заставить его говорить.
Но визит Каммингса так и не состоялся. Той ночью в город въехала машина. На водительском месте сидел мертвец. Его руки судорожно вцепились в руль. В кузове сидели еще два трупа. Их лица, как и лицо шофера, выражали смертельный страх. Машина не перевернулась только потому, что дорога была прямая, а руки водителя-мертвеца сжимали руль, как тиски. «Ужас» словно бросал городу вызов.
Впервые за все время схватки с «Ужасом» Каммингс был обескуражен.
— Мы можем защитить себя, — сказал он, — но не в силах защитить тех, кто приезжает в город извне. Нужно немедленно что-то предпринять, но придумать мы ничего не в состоянии. Положение даже ужаснее, чем сами трагедии.
Однако в сероватом свете раннего утра кое-что было предпринято.
Каммингс и Брэдли сидели в кабинете врача, когда зазвонил телефон. Брэдли ответил.
— Это доктор Брэдли? — послышался хриплый, натужный голос. — Говорит доктор Уолгейт. Вы и мистер Каммингс должны прибыть ко мне через полчаса. Входите без звонка и идите прямо в гостиную. На столе вы найдете рукопись. Но помните, через полчаса, не раньше.
— Но почему… что?.. — запинаясь от возбуждения, проговорил Брэдли.
— Делайте, как я сказал, — прервал его Уолгейт. — Это все.
Последовал металлический щелчок — Уолгейт повесил трубку.
— Что вы об этом думаете? — спросил Брэдли, пересказав Каммингсу слова ученого. — Это не ловушка?
— Нет, — быстро ответил Каммингс, — ловушки опасаться нечего. Уолгейт не дурак и, соответственно, не принимает и нас за дураков. Лучше поступим, как он сказал.
— И будем полчаса выжидать?
— Да. Мы не знаем, что он задумал. Наше вмешательство может нарушить его планы.
С часами в руках они сидели, отсчитывая минуты. Наконец Каммингс поднялся.
— Мы можем отправляться, — сказал он. — Пойдемте.
Подъехав к дому Уолгейта, они вошли без звонка, как распорядился доктор. Брэдли заметил, что в ближайшем лесу не пели птицы, а в самом доме царила какая-то потусторонняя тишина. Напряженные нервы подсказывали, что вскоре ему и Каммингсу откроются новые ужасы.
Они вошли в гостиную. Свет, падавший из окон, был еще тусклым, и Каммингс зажег электричество. В центре стола лежала стопка листов.
— Можем прочитать сейчас, — сказал Брэдли. — Нет смысла откладывать и искать Уолгейта. Он наверняка использовал эти полчаса, чтобы скрыться.
Каммингс начал просматривать рукопись.
— Кажется, это часть дневника, — сказал он. — Первая запись сделана примерно год назад.
Он замолчал и шепотом прочитал себе под нос несколько фраз.
— Я полагаю, лучше мне будет прочитать это вслух с самого начала.
Он начал читать: