Выбрать главу

— Он отдает это Хейлингу, Уинслоу, — с торжеством сказал он.

— Это тоже часть его мумбо-юмбо? — с некоторым презрением осведомился Уинслоу. Но в глубине души он едва ли испытывал презрение: сказывалась ночная чернота, мерцание лампы в темноте и странная, жуткая фигура колдуна…

— Шон Эйлин, — бормотал Суджа, пересчитывая свои доллары.

— Так и есть, — сказал Смит. — Будет действовать только на владельца и его близких. Нужно передать. Мы дали это рабу и тот умер.

— Что за ужасная идея, — сказал Уинслоу.

— Вы отошлете это. Ради меня, прошу, — сказал Смит. — Вы обязаны.

— Ну хорошо, — сказал Уинслоу.

Смит дрожащими руками уложил сверток в жестянку из-под бисквитов.

Старый Суджа выполз в темноту.

— Когда этот старый дьявол поблизости, я готов поверить во все, что угодно, — сказал Уинслоу.

Смит улыбнулся.

— Это правда. Теперь эта штука принадлежит Хейлингу. Давно хотел отправить подарок нашему Фоме неверующему. Жаль, что не доживу и сам не увижу… Вы отправите посылку, Уинслоу?

— Да.

— Обещаете? Слово чести? — настаивал Смит.

Уинслоу достаточно неохотно дал обещание. Смит был доволен. В десять часов вечера он умер во сне.

Уинслоу собрал все его бумаги и коллекции и отправил их на побережье с носильщиками и каноэ. Пакет с фетишем, купленный Смитом у дряхлого колдуна, он самолично отправил в Англию, адресовав посылку А. Д. Хейлингу, 201 Лэнсдон-роуд, Сент-Джонс Вуд[18]. К тому времени Уинслоу вернулся к привычному образу мыслей. Он верил лишь в наглядно видимое и злился из-за того, что позволил себе увлечься словами и поступками Смита и старого Суджи.

— Конечно, это абсурд, — сказал вслух Уинслоу, сдвинув брови. И добавил:

— Но какая отвратительная идея!

К посылке доктор приложил письмо, в котором упомянул, что Симкокс Смит часто говорил с ним о своем научном сопернике в Англии. Уинслоу также вкратце изложил случившееся накануне смерти Смита и коротко описал старика Суджу. Колдун был, очевидно, очень стар, и все туземцы на многие мили вокруг боялись его. Климат и переутомление, добавил доктор, в последнее время явно повлияли на рассудок Смита. «Я не должен был бы это отправлять, но я связан честным словом», — писал Уинслоу.

Затем он благополучно позабыл о фетише, и посылка вместе с письмом отправилась в Англию на следующем пароходе компании «Элдер Демпстер».

Мистер Хейлинг был скорее рад, чем опечален, когда узнал о кончине Симкокса Смита, хоть и проговорил «бедняга», как полагается в случае смерти научного оппонента и даже врага. Они годами ссорились на заседаниях Общества и спорили в научных журналах. Хейлинг был Грэдграйндом[19] от антропологии. Ему нужны были факты и ничего, кроме фактов. Он считал себя бэконианцем, мало зная о Бэконе[20]. Хейлингу никогда не приходило в голову, что в чем-либо может быть какая-то тайна. В этом он проявлял очевидное невежество, но большинство людей очень невежественны. Существование этих людей, Земли, Вселенной, самой материи Хейлинг воспринимал как должное, то есть так, как воспринимал все это обычный человек.

— Симкокс Смит — осел, — говаривал Хелинг, не обращая внимания на то, что Смит заметно продвинулся во многих направлениях и выдвинул некоторые вполне достойные гипотезы, имевшие хорошие шансы стать теориями. — Симкокс Смит — законченный осел. Он верит в оккультизм. Он верит, готов поклясться, и в колдовство. Он ошибочно принимает за реальность ужасные представления дикой расы. И только подумайте, он даже утверждает, что все вещи, являющиеся предметом абсолютной и безоговорочной веры, в некоторой степени реальны! И что это, якобы, закон природы!

Смит, вполне очевидно, выжил из ума. Однако некоторые чересчур впечатлительные и наделенные бойким воображением люди говорили, что взгляды Смита наполняют их ужасом (так Уинслоу отзывался о кровавом фетише Суджи). Представим на минуту, что эти взгляды верны! Это будет означать, что жуткое воображение безумцев обладает по крайней мере квази-существованием! Это будет означать, что в любой пришедшей на ум глупости наличествует жуткое зерно правды (да и кто знает, в чем истина?). Достаточно вообразить, чтобы создать. Один из друзей Смита в самом деле в это поверил. Он называл себя атеистом, но считал, что человечество (в известном смысле, добавлял он со смешком) создало для себя антропоморфное божество со всеми страстями и чувствами, приписываемыми ему верой и традициями. Неудивительно, говорил этот друг Смита, что любому, кто восприимчив к несчастьям и слышит чужие стоны, наш мир кажется таким отвратительным местом!

Необходимо признать, что в этой мысли Симкокса Смита действительно было нечто жутковатое. Она затронула некоторых людей. Один испробовал его гипотезу на ребенке (этот человек отличался весьма научным складом ума и верил в относительно контролируемые эксперименты); ребенок увидел вещи, которые вызвали у него припадок и на всю жизнь оставили инвалидом. Но все-таки это был очень любопытный эксперимент, так как с ребенком и вправду что-то случилось (на его теле появились странные отметины), и это было не просто результатом самовнушения — если, конечно, не принять на веру все то, что мы слышали о стигматах. Возможно, это и было самовнушением, но лично я (я был знаком со Смитом) считаю, что в его проклятой теории «созидания» что-то такое есть.

Но вернемся к Хейлингу. Он получил посылку из Африки и прочитал письмо Уинслоу.

— Бедняга, — сказал Хейлинг, — наконец-то он мертв. Так, так! И что это он прислал? Кровавый фетиш? Видать, несчастный безумный бродяга рассчитывал наконец меня обратить…

Он вскрыл посылку и в рогоже и листьях, пахнувших западным побережьем Африки — характерный болотистый запах, памятный любому, кто хоть однажды его ощущал — нашел высушенную черную руку, отрубленную у запястья. Больше в посылке ничего не было, только эта рука.

— Хм, — сказал Хейлинг, никогда не подвергавший свои нервы испытанию джунглями и тропической лихорадкой, никогда не слышавший, как негры в ужасе шепчутся о потерянных душах мертвых. — Хм.

Он поднял руку и осмотрел ее. Это была обычная рука, правая рука, и поначалу ему показалось, что в ней не было ничего примечательного. При более внимательном осмотре оказалось, что ногти были на удивление длинными и придавали руке довольно кровожадный вид. «Хм», — снова сказал Хейлинг. Он тщательно оглядел руку и заметил очень глубокие линии ладони.

— Весьма интересно, — сказал Хейлинг. Как ни странно (точнее, это было бы странно, не знай мы, что и у великих мира сего есть свои слабости), он верил или, по крайней мере, немного верил в хиромантию. В этом он не признавался никогда и никому, помимо известного хироманта, жившего в западной части Лондона. — Весьма интересно. Любопытно, что сказал бы об этих линиях Саккони?

Хироманта звали Саккони. Он был ирландцем.

— Покажу ее Саккони, — решил Хейлинг. Он снова упаковал руку в коробку, положил в шкаф и запер на ключ. Затем он стал думать о других делах, поскольку дел у него было немало. Нужно было, к примеру, написать что-то о Симкоксе Смите, и его ждала монография о тотемизме. Несколько дней он почти не думал о высохшей руке.

Хейлинг был холостяком и жил с племянницей и экономкой. В быту он был человеком приятным, и с ним можно было прекрасно ужиться — если ничего не знать об антропологии, тотемах и тому подобном. Мэри Хейлинг отвечала этому требованию. Она, как полагалось, говорила «Да, дорогой дядюшка» и «Нет, дорогой дядюшка», а когда он начинал поносить Симкокса Смита, Робинса-Гюнтера или Уильямса, всегда становилась на сторону Хейлинга и произносила: «Какой позор!»

— Что за позор? — спрашивал Хейлинг.

— Не знаю, дорогой дядюшка, — отвечала Мэри.

И Хейлинг смеялся.

Экономка была красивой, дородной и румяной, с очень веселым нравом, хоть и поеживалась при виде черепов, костей и образцов в банках. Она ничего не знала о них и удивлялась тому, что хозяину эти вещи казались ценными. Она также не понимала, почему мистер Хейлинг впадал в ярость и ругался по поводу мнений других об этих жутких предметах. Однако она не принимала домашние порядки близко к сердцу и ворчала только тогда, когда шкафы с коллекциями переполнялись и очередные черепа по необходимости требовалось выставить на всеобщее обозрение. Некоторые даже заняли полки в коридоре и горничные не желали вытирать с них пыль, что было только естественно. Хейлинг на это сказал, что пыль с черепов вытирать не к чему — но могла ли добропорядочная экономка позволить себе нечто подобное? Поэтому она заставляла девушек протирать черепа и даже стеклянные банки с ужасными предметами внутри.

вернуться

18

Сент-Джонс Вуд — исторический район в северо-западной части центрального Лондона.

вернуться

19

Грэдграйндом — Грэдграйнд — персонаж романа Ч. Диккенса «Тяжелые времена» (1864), имя которого стало нарицательным как обозначение человека, верящего только в «очевидные факты и точные расчеты».

вернуться

20

Бэконе — Имеется в виду английский философ, ученый и государственный деятель Ф. Бэкон (1561–1626), выступавший за индуктивный метод научного познания, основанный на рациональном анализе наблюдений и опытных данных.