Я не мог позволить себе тратить время на акулу и стаскивать ее в воду, и все-таки мне было жаль большую рыбу. Я приказал одному из матросов прекратить ее страдания выстрелом из ружья. Кто знает, как долго паразит питался ее соками, постепенно истощая акулу, пока она не стала лишь игрушкой приливов и отливов?
Что касается миксины, то ей предстояло отправиться на борт! На яхте хватало резервуаров и для рыбы покрупнее, к тому же мне, разумеется, хотелось изучить миксину и включить в книгу упоминание о новом виде.
Матросы без особого труда подцепили странную рыбу сетью и доставили на борт, но почему-то им никак не удавалось извлечь рыбу из сети и поместить в резервуар. Видите ли, мистер Белтон, эти резервуары были утоплены в палубу и их верхушки находились на уровне настила. Я поспешил на помощь, опасаясь, что рыба погибнет; казалось, мы уже распутали сеть, как вдруг рыба начала трепыхаться! Одним гибким прыжком она выскочила из сети — и увлекла меня за собой в резервуар!
Мои люди, понятно, сперва рассмеялись. Я последовал бы их примеру — однако ужасная рыба мгновенно прицепилась к моему телу; ее рот-присоска впился мне в грудь, жуткие глаза смотрели прямо в мои!
Наступила короткая, многозначительная пауза. Блестящее лицо армянина жутко подергивалось. Затем он взял себя в руки и продолжал:
— Меня вытащили из резервуара, и я три недели пролежал в лихорадке. Шок? Яд? Тогда я не знал. Теперь знаю, но уже слишком поздно. Возможно, даже тогда было уже поздно.
Моя жена исполняла на яхте обязанности поварихи. Она ухаживала за мной, когда я метался и стонал в горячке на своей койке. Тем временем мои люди подкармливали рыбу — ранее неизвестный вид Myxinoidea — мелкими акулами и другими рыбешками. Как вы понимаете, они никогда не позволяли паразиту полностью высосать какую-либо из жертв, однако сохраняли рыбу живой и здоровой для меня, каким бы отвратительным ни казался им ее способ питания.
Помню, пока я выздоравливал, меня не покидали повторяющиеся видения гигантских подводных городов, циклопических строений из базальта, населенных странными гибридными существами, частично людьми, частично рыбами и частично амфибиями; то были Глубоководные, потомки Дагона, которые поклонялись спящему Ктулху. В этих видениях ко мне взывали потусторонние голоса, нашептывая мне откровения о моих предках — откровения, заставлявшие меня кричать в бреду!
Оправившись, я часто спускался под палубу, изучая миксину сквозь стеклянные стенки резервуара. Вам когда-либо приходилось видеть вблизи миксину или миногу, мистер Белтон? Нет? Тогда считайте, что вам повезло. Это уродливые, примитивные создания, похожие на угрей, чья внешность соответствует их привычкам. И их рты, Белтон — эти жуткие, зубастые присоски!
Два месяца спустя, когда путешествие подходило к концу, начался истинный ужас. К тому времени раны на моей груди, круглые кровоточащие отметины в том месте, где в меня вцепилась миксина, полностью зажили; но воспоминание о той первой встрече оставалось свежо в моей памяти, и…
На вашем лице, я вижу, написан вопрос, мистер Белтон. Да, вы правильно расслышали — я сказал «первой встрече». О да! Последовали и другие встречи, много встреч!
На этом месте своей поразительной истории Хаггопян замолчал, вытер платком стекающие из-под солнечных очков струйки и снова отхлебнул мутной жидкости из стакана. Мне представилась возможность оглядеться; возможно, я подсознательно все еще искал путь к бегству, если возникнет такая необходимость.
Армянин сидел спиной к огромному бунгало, и, нервно взглянув в ту сторону, я заметил, как за одним из маленьких, похожих на иллюминаторы окон быстро промелькнуло и исчезло чье-то лицо. Позже, когда мой собеседник возобновил свой рассказ, я сумел разглядеть, что это была старая служанка. Она не сводила глаз с Хаггопяна, глядя на него с каким-то голодным восхищением. Она пряталась, как только замечала, что я поглядываю на нее.