— Разумеется, я слышал эту легенду, — отозвался Октав. — Возможно, мы найдем в руинах свидетельства, которые помогут нам доказать или опровергнуть ее. Йорхи могли погибнуть от какой-либо ужасной эпидемии наподобие чумы Яшта — своеобразной зеленой плесени, разъедающей все кости и твердые ткани тела, начиная с зубов и ногтей. Но нам не следует бояться заражения: даже если в Йох-Вомбисе сохранились мумии, после стольких циклов высыхания планеты бактерии так же мертвы, как и их жертвы. Айхаи всегда более или менее избегали этого места. Немногие из них побывали здесь и ни один, насколько мне известно, внимательно не осматривал руины.
Солнце скрылось за горизонт с удивительной быстротой, как будто его исчезновение было сценическим трюком ловкого фокусника. Мы мгновенно ощутили прохладу голубовато-зеленых сумерек. Небеса нависали над нами, словно громадный, прозрачный купол мрачного льда, усеянный миллионами тусклых искорок звезд. Мы надели куртки и шлемы, подбитые марсианским мехом, которые обязательно носили по ночам; затем мы направились к западу от стен и разбили лагерь с их подветренной стороны, чтобы хоть немного защитить себя от джаара, жестокого предутреннего ветра пустыни, всегда дующего с востока. Потом мы зажгли спиртовки, захваченные для приготовления пищи, и сгрудились вокруг них. Ужин был приготовлен и съеден, и мы — не столько из-за усталости, сколько ища уюта — довольно рано забрались в спальные мешки. Двое Айхаи, наши проводники, завернулись в складки похожих на погребальные саваны серых накидок-басса; даже при минусовой температуре их дубленая кожа, похоже, не нуждалась в большей защите. Я же и в своем плотном, с двойной подкладкой мешке чувствовал пронзительный холод ночного воздуха; уверен, что именно это и ничто иное долго не давало мне заснуть, и по той же причине сон мой, когда я наконец смежил глаза, был беспокойным и прерывистым. Понятно, что странность этого места, жутковатая близость вековых стен и башен в какой-то мере способствовали моему беспокойству. Но, как бы то ни было, у меня не было ни малейших тревожных предчувствий или ощущения надвигающейся опасности; я посмеялся бы над мыслью, что в Йох-Вомбисе может таиться какая-либо угроза, ибо среди этих невообразимых и поразительных древних руин даже сами призраки мертвых, казалось, давно истаяли и превратились в ничто.
Я мало что помню, кроме ощущения, что сон тянулся бесконечно, как бывает, когда спишь чутко и то и дело просыпаешься. Помнится, около полуночи над нами застонал ледяной ветер, отзывавшийся холодом в костях, и песок обжег мне лицо, как мелкий град, когда ветер порывисто пролетел из одной древней, забытой пустыни в другую. Помню, как недвижные, немигающие звезды затмила на миг эта древняя пыль. Когда ветер утих, я снова задремал, в полусне часто вздрагивая и открывая глаза. В один из моментов пробуждения я смутно осознал, что в небе взошли обе маленькие луны, Фобос и Деймос; в свете их руины отбрасывали гигантские призрачные тени, а закутанные тела моих спутников одела мертвенно-бледная пелена.
Вероятно, я пробудился не до конца — память об увиденном кажется такой же расплывчатой, как воспоминание о любом сне. Я смотрел слипающимися глазами на маленькие луны, повисшие на треугольными, лишенными куполов башнями, видел долгие тени, почти подобравшиеся к телам моих спящих товарищей.
Повсюду царила мертвая тишина, и никто из спящих не шевелился. Затем, когда мои веки стали закрываться, я краем глаза уловил в застывшем мраке какой-то намек на движение, и мне показалось, что часть ближайшей к нам тени отделилась и поползла к Октаву, лежавшему с края, со стороны руин.
Даже сквозь тяжелую дремоту я ощутил тревожное предчувствие чего-то сверхъестественного и, возможно, зловещего. Я попытался сесть, но стоило мне двинуться, как этот темный предмет, чем бы он ни был, отполз назад и вновь слился с длинной тенью. Его исчезновение так удивило меня, что всякая сонливость прошла; и все же я не мог быть полностью уверен, что видел предмет. В то краткое мгновение, когда я бросил на него взгляд, он показался мне похожим на округлый, темный и измятый обрывок материи или кожи диаметром примерно в двенадцать или четырнадцать дюймов; он полз по земле, как гусеница, самым поразительным образом сокращаясь и распрямляясь.
Почти час я не мог уснуть и, если бы не страшный холод, наверняка бы встал и занялся осмотром местности, чтобы понять, действительно ли я видел странный предмет или же мне все это приснилось. Я лежал, глядя на глубокую черную тень, где он исчез, и прихотливые, причудливые объяснения увиденного проходили в моем сознании шутовской чередой. Но даже тогда, будучи несколько встревожен и озадачен, я не испытывал ни страха, ни предчувствия беды. Постепенно я убедил себя, что настолько невероятный и фантастический объект мог являться лишь порождением сна. С этой мыслью я снова задремал.