Ужас и страдания этого мига были хуже ада земного безумия или лихорадочного бреда. Я ощущал смрадную вампирическую хватку чудовищной смерти — нет, чего-то ужаснее смерти.
Вероятно, при нападении я выронил фонарь, но пальцы правой руки еще сжимали раскрытый нож. Инстинктивно — я был едва ли способен мыслить и действовать сознательно — я поднял руку и стал вслепую бить и резать ножом, снова и снова, гибельные складки существа, сжимавшего мою голову. Лезвие, должно быть, много раз пронзило цеплявшееся за меня чудовище и нанесло мне самому множество порезов, но в пытке миллионов пульсирующих иголок я не чувствовал боли от ран.
Затем я увидел свет. Черная полоса, упавшая с глаз, свисала вдоль щеки, сочась моей кровью. Она чуть извивалась, и я сорвал ее, а после, лоскут за влажным, окровавленным лоскутом, стал сдирать со лба и головы изрезанные останки существа. Покончив с этим, я побрел к выходу и, пошатываясь, стал выбираться из склепа. Тусклый свет превратился в искру пляшущего пламени, уходившую вдаль, как последняя звезда творения, что сверкает над зияющим, подбирающимся все ближе хаосом и забытьем, и я полетел вниз, в эту черную бездну…
Говорят, я недолго пробыл без сознания. Придя в себя, я увидел, что надо мной склонились загадочные лица двух марсианских проводников. Мою голову терзала режущая боль, полузабытые ужасы вставали в мозгу, как тени слетевшихся гарпий. Я приподнялся и посмотрел на вход в каверну. Марсиане, видимо, оттащили меня на некоторое расстояние от подземелья. Вход находился под уступом террасы одного из центральных зданий; поодаль был виден наш лагерь.
Черная пасть отверстия одновременно завораживала и ужасала меня, и я различил во мраке смутное движение — тошнотворные, извивающиеся корчи существ, которые наползали из темноты, но не осмеливались выйти на свет. Вне сомнения, эти создания космической ночи, эти порождения тысячелетнего разложения не могли выносить солнечные лучи.
В эту минуту я ощутил высший ужас подступающего безумия. Предельное отвращение, тошнота и страх побуждали меня бежать от этого гнусного входа, но вместе с тем во мне зародилось чудовищное и совершенно противоположное желание — вернуться, проделать обратный путь через все катакомбы по следам моих спутников, спуститься туда, где не побывал ни один человек, кроме них, непостижимо обреченных и проклятых, разыскать под властью жуткого принуждения адский подземный мир, какой и вообразить не может человеческая мысль. Я видел черный свет, в потаенных уголках мозга звучал безмолвный призыв, зов существ проникал в тело и ядом разливался по моим жилам, как колдовское зелье. Тот зов манил меня к подземной двери, замурованной умирающим народом Йох-Вомбиса, чтобы заточить дьявольских бессмертных пиявок, этих паразитов мрака, наделяющих своей омерзительной жизнью по- лусъеденные мозги мертвецов. Он манил меня в далекие бездны, где обитают Они, отвратные властители царства мрака, повелители мертвых, Они, для кого адские пиявки со всем их вампирическим могуществом являются лишь жалкими слугами…
Только благодаря двум Ахайи я не вернулся в катакомбы. Я бешено, яростно отбивался, когда они пытались удержать меня своими губчатыми руками. Видимо, я был до крайности обессилен вследствие пережитых в тот день нечеловеческих приключений, так как вскоре снова провалился в бездонное ничто; приходя время от времени в себя, я сознавал, что Ахайи несут меня через пустыню по направлению к Игнарху.
На этом заканчивается мой рассказ. Я пытался рассказать обо всем подробно и связно. Человек в здравом уме никогда не поймет, чего мне это стоило… как я боролся с подступающим безумием. О, оно скоро вернется — уже возвращается… Да, я поведал свою историю… и вы все записали, не так ли? Теперь я должен вернуться в Йох-Вомбис — пересечь пустыню и спуститься вниз через все катакомбы к громадным склепам, что лежат под ними. Что-то в мозгу приказывает мне… Оно укажет мне путь… Говорю вам, я должен идти…
Кларк Эштон Смит
ОХОТНИКИ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ
Пер. И. Тетериной
Я редко могу сопротивляться искушению заглянуть в книжный магазин, особенно в такой, куда регулярно поставляют редкие и необычные экземпляры. Поэтому я зашел к Тоулмэну, чтобы проглядеть новинки. Это был один из моих кратковременных, раз в два года, приездов в Сан-Франциско, и я в то свободное утро вышел пораньше, чтобы после осмотра книг встретиться с Киприаном Синколом, скульптором. Он приходился мне троюродным или даже четвероюродным братом, и мы не виделись несколько лет.