— Так вот как ты выказываешь свою радость? — стуча зубами от страха, спросил Валид. — Уб-б-биваешь нас!
— Я такой, какой есть, — отвечало чудовище. — Но при этом вы вызвали у меня определенное желание поговорить. Напомнили о давно забытом. Предлагаю заключить… сделку.
— Сделку?
К этому времени я нашел свой меч, ибн Фахад также выхватил свой, но мы оба знали, что не сможем убить такую тварь… красноглазого демона, который способен с легкостью подпрыгнуть на пять локтей и научился говорить на нашем языке за две недели.
— Никаких сделок с Шайтаном! — рявкнул Абдулла.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я у вампира, с трудом веря, что веду столь необычный разговор. — Не обращай внимания на… — я поморщился, — …святошу.
Абдулла одарил меня убийственным взглядом.
— Тогда слушайте, — сказало чудовище, и в глубоко в кроне дерева будто вновь расправились огромные крылья.
— Выслушайте меня. Я вынужден убивать, чтобы жить, а выбрать смерть я не могу — так уж устроен. Вот и все. Однако сейчас я вам предлагаю возможность целыми и невредимыми покинуть мои владения, эти горы. Мы устроим соревнование, заключим, так сказать, пари. Если выиграете у меня — идите, я вас не трону, снова вернусь к пресным, вялокровным крестьянам из местных долин.
— Предлагаешь сражаться с тобой? — горько рассмеялся Ибн Фахад. — Да будет так!
— Я бы переломил твой позвоночник, как сухую ветку, — прохрипела черная фигура. — Нет, вы в течение многих ночей сдерживали меня своими историями, и эти истории помогут вам уйти беспрепятственно. Мы проведем соревнование и, чтобы потешить мой вкус, будем рассказывать самые грустные истории. Это мое условие. Три ваших против одной с моей стороны. Если хотя бы одна окажется лучше, можете идти с миром.
— А если хуже? — воскликнул я. — И судьи кто?
— Судить мог бы и ты, — в его сиплом голосе прозвучали нотки мрачного веселья. — Если сумеешь посмотреть мне в глаза и сказать, что превзошел мою печальную историю… что ж, я тебе поверю. Ну, а если проиграете, заберу кого-то в качестве платы за поражение. Таковы мои условия, иначе я начну отлавливать вас по одному. По правде говоря, ваши последние байки уже не такие увлекательные.
Ибн Фахад с тревогой глянул на меня. Олененочек вместе с остальными в немом ужасе удивленно глазел на демона.
— Мы… мы объявим наше решение завтра на закате, — сказал я. — Нам нужно разрешение все обсудить и обдумать.
— Ваша воля, — ответил вампир. — Но если вы примете мой вызов, состязание начнется тут же. Все-таки нам осталось провести вместе только несколько дней. — На этом ужасное чудовище скрипуче рассмеялось — будто кто-то отрывал кору от ствола трухлявого дерева.
Затем оно исчезло.
Как вы понимаете, кончилось тем, что нам пришлось принять условия пари. Мы сознавали, что он видел нас насквозь: мы просто мололи языками у вечернего костра и больше даже не слушали собственные рассказы. Какое бы волшебство ни удерживало вампира от нападений, оно утекло, словно зерно из дырявого мешка.
Я весь день ломал голову над печальной историей, но не смог придумать ничего подходящего, ничего достаточно значительного для такой жизненно важной цели. Несколько ночей напролет рассказывал в основном я и по сути уже выжал все, что можно, из любой знакомой истории… сочинитель же из меня не ахти какой, ибн Фахад подтвердит. Да, старина, валяй, улыбайся.
Вообще-то рассказывать первую историю вызвался Ибн Фахад. Я спросил, о чем она, но тот отказался говорить, ответив:
— Позволь приберечь тот заряд, который в ней, возможно, есть.
У младшего визиря тоже было что-то подходящее. Я продолжал тщетно ломать голову, и тут Олененочек пискнул, что у него есть рассказ. Я оглядел парня, его румяные щеки, его длинные ресницы и спросил, что такой, как он, может знать о печали. Еще не закончив, я осознал всю жестокость своих слов, ведь над нами всеми висела тень смерти, а то и чего-то похуже, однако забирать их назад было слишком поздно.
Олененочек и бровью не повел. Он подобрал плащ, уселся, скрестив ноги, на землю, поиграл им и, подняв глаза, сказал:
— Я поведаю печальную историю о любви. Истории о любви самые печальные.
Ох уж эти молокососы со своими печальными историями о любви, подумал я, хотя между нами не было и десяти лет разницы. Однако лучшего придумать не мог и волей- неволей уступил.