Решение графа Карло вернуться в родовой замок привело Петро в страшный ужас и в то же время он не смел нарушить клятвы.
Упросив Карло ждать полгода, он бросился в Рим, ища там спасения и разрешения клятвенных уз.
Старый доктор, желая спасти сына своего друга, нарушил свою клятву, но это стоило ему временного помешательства, а главное, Карло ему не поверил. Тем более что ученый друг Альф, перед знаниями и умом которого преклонялся Карло, отверг и высмеял существование вампиров. И доказал ненормальность старика.
К несчастию, граф не дождался возвращения старого Петро и переехал в замок, привезя туда и невесту Риту.
Вначале все шло хорошо.
Новый склеп не был открыт, а старый Дракула спокойно лежал в своем каменном гробу.
"Потом все пошло прахом, - начал читать Гарри, - Рита начала хворать, хандрить; она бледнела, худела не по дням, а по часам, в то же время была ко мне нежна и как-то застенчиво ласкова. Она не отказывала мне в поцелуях, но как-то оглядывалась, оберегалась, точно боялась строгого взгляда старой тетушки. Меня это очень забавляло".
Загадочная смерть Франчески сильно повлияла на Риту, и Карло решил, и по совету старого доктора, который все требовал увезти Риту "чем дальше, тем лучше", и по своему личному мнению - веря в благоприятное влияние перемены места, - переселить невесту в лесной дом под надзор друга Альфа.
Он так и сделал.
Но и там больная продолжала хворать и наконец впала в летаргический сон, принятый за смерть.
"Мы одели дорогую покойницу, - вновь читал Гарри, - в голубое шелковое платье, я воткнул ей в волосы знаменитую гребенку императрицы - ведь она так любила ее. О гробе хлопотали Альф и Лючия, а я просил только одно: ничего не жалеть... я хотел, чтобы моей милой было хорошо лежать между лент и кружев.
Капеллу обтянули черным сукном, и я велел срезать все розы до едино й... пусть умирают со своей госпожой.
Мы с Альфом, с помощью Лючии и Цецилии, вынесли Риту из ее салона. Мы не хотели, чтобы чужие входили в эту священную для нас комнату. И Альф и Лючия сразу откликнулись на мое предложение закрыть салон навсегда. Так он стоит и поныне.
При звоне колоколов в сопровождении всей дворни и деревни мы отнесли тело Риты в капеллу. Наутро была назначена заупокойная служба.
С вечера ничего не предвещало бури, а ночью вдруг поднялся ураган, да какой! Старики говорят, что давно не помнят такой грозы. Гром грохотал не смолкая. Черную тьму прорезывала поминутно яркая молния, ветер рвал с такою силою, что казалось, стены замка не выдержат.
Мы все собрались в столовой. Нервное напряжение от пережитого горя еще усилилось от воя бури и грохота грома.
Все молчали. Мне казалось, что мир разрушается, что никто и ничто не хочет существовать после смерти той, кто была лучшим украшением жизни.
И вот через шумы грозы мы слышим дикие голоса людей, в них нечеловеческий ужас, какой-то вой...
Двери с силою открываются, и в комнату врываются человек пять-шесть прислуги; все они бледны, волосы в беспорядке и с криками: "Она встала, она идет!" кидаются кто ко мне, точно ища защиты, кто в противоположную дверь.
И прежде чем из отрывочных слов и восклицаний испуганных людей мы поняли, в чем дело, в дверях, к нашему ужасу, показалась Рита; сама Рита, умершая Рита.
В первую минуту я ничего не думал, не понимал, смотрел кругом, видел Риту, в голубом нарядном платье, с розами у груди; видел старика доктора с выпученными глазами и трясущейся нижней челюстью; видел бледного Альфа...
Сколько мгновений продолжался наш столбняк, не знаю. Нас привел в себя радостный крик Лючии:
- Господи, это был обморок, ты жива, жива, Рита, о, как мы все счастливы!
Оцепенение снято. Сразу все заговорили, поняли положение вещей, обрадовались, бросились к Рите. Один доктор-старик стоял, как истукан. Лицо его выражало растерянность и недоумение.
Рита была бледна и слаба, да это и понятно, такой глубокий обморок. А затем прийти в себя, в гробу, тоже чего-нибудь да стоит! Впрочем, она была так слаба, что ни мрачное убранство капеллы, ни гроб, казалось, не произвели на нее впечатления.
По крайней мере, ни тогда, ни после она ни слова не сказала о своих ощущениях.
В эту же ночь в замке умерла молодая служанка, точно смерть не хотела уйти от нас без жертвы.
Смерть пришла и воцарилась в замке.
Не проходило недели без покойника, мы даже как-то привыкли к этому, тем более что эпидемия свирепствовала также и на деревне".
- Наступила так называемая вторая эпидемия, - сказал Гарри, прерывая чтение и перекидывая несколько листов тетради.
Карло сообщает о смерти Лючии, Альфа, итальянских лакеев и т.д. и при этом жалуется, что Рита, прежде такая нежная и сострадательная, теперь спокойно и безразлично относится к смерти близких людей.
Дальше он пишет (и Гарри снова начал читать):
"На деревне погребальный звон не прекращается, и как это напоминает детство, и как жутко становится... Какие страхи встают кругом... А тут еще этот доктор со своими вампирами!
Бедный старик совершенно сошел с ума! Он, как привидение, день и ночь бродит по замку, всюду является неожиданно, распространяя скверный чесночный запах и разрисовывая везде, где возможно, пентаграмму, этот знак средневекового заклятия нечистой силы.
Особенно сильно он украшает им мои комнаты и мои вещи, я уже не спорю, лишь бы он избавил меня от букетов чеснока, а то повадился украшать ими мою спальню... Так что теперь у нас с ним по этому поводу молчаливое соглашение.
Пусть, зачем раздражать сумасшедшего! Зато с Ритой они теперь враги! Раньше он рыцарски ухаживал за ней, и она относилась к нему ласково, как к старому человеку, другу моих родителей. Теперь же она не переносит старика, прямо ненавидит его.
Я думаю, что это одна из причин, почему она завтракает и обедает одна у себя в комнате.
Этой же причине я приписываю отказ Риты принять от меня последний подарок. А ведь вещица была заказана по ее личному желанию... и вышла, на удивление, удачно! Это на тонкой золотой цепочке знак пентаграммы, усыпанный бриллиантами, и камни самой чистой воды, точно летняя роса...