– Извините, мистер, вы, быть может, будете мною недовольны, – продол– жал Миллер нерешительно, – я не знаю, но я был в затруднении, жена его плакала, а бедность, правда, очень большая, ну я и дал от вашего имени 25 таллеров на похороны, – закончил он свой доклад.
– Опять похороны, чьи похороны? – вскричал нетерпеливо Гарри.
– Конечно, мистер, он не был нашим постоянным рабочим, ему платили за каждый раз отдельно, но очень большая бедность, – бормотал сильно сму– тившийся Миллер.
– Постойте, вы меня не поняли, дело не в деньгах, а я хочу знать, кто умер, – сказал Гарри.
– Слесарь, мистер, тот самый, что открывал нашу капеллу.
– Он казался не старым и здоровым.
– Да и он заболел в тот же день, нет, вернее в ту же ночь. С ним слу– чился обморок; долго он продолжался, никому неизвестно, так как жена за– метила это только утром.
Отлегло. Целый день больной работал, но молчал и был невеселый, как она говорит. Ночью обморок повторился. Жена спала в соседней комнате и, заслышав шорох и стоны, прошла к больному. Он опять был без памяти.
Утром он уже встать не мог и весь день пролежал в постели.
Ночью он тихо скончался. Жена страшно плачет, она потеряла своего единственного кормильца. Но, глупая крестьянка, утешается тем, что ангел взял душу ее мужа, – рассказывал Миллер.
– При чем тут ангел? – спросил Джемс.
– Видите ли, – продолжал Миллер, – жена слесаря решила последнюю ночь не спать, а стеречь больного мужа. Ну и, ясное дело, после тяжелого ра– бочего дня уснула и видела сон.
– Где же тут ангел, какой сон? – допытывался Джемс.
– Глупая баба, сударь, уверяет, что она не спала, а нашел на нее столбняк, по-ихнему это, если человек не может пошевелиться, а все видит и слышит.
И вот явилась прекрасная женщина в небесном платье и с короной на го– лове. Наклонилась над больным и поцеловала его. Потом в луче месяца она улетела в небо и унесла его душу, – кончил Миллер.
– А чем объяснил смерть деревенский доктор? – спросил Гарри.
– Доктора, мистер, и не было. Его и не звали. Я уже вам докладывал, что у них страшная бедность. Недавно они погорели и теперь ютятся, как попало.
– Смит, завтра вы позаботитесь о вдове, а на сегодня довольно, – ре– шил Гарри.
Потом он откланялся гостям и друзьям и пошел со Смитом работать в ка– бинет. Он даже отказался от ужина, прося доктора занять председательское место.
Ужин прошел вяло, несмотря на шутки и анекдоты доктора. Сказывалось отсутствие хозяина.
Чтения тоже не было. От пунша отказались и рано разошлись по своим спальням.
XVII
К утреннему кофе Райт вышел последним. Он был страшно зол, и губы его нервно подергивались.
Подойдя к столу, вместо обычного поклона он бросил на пол большую пунцовую розу и, наступив на нее, сказал:
– Господа, я не женщина, и бросать мне розы в окно по меньшей мере глупо. Считаю это себе оскорблением и на будущий раз отвечу острием моей шпаги.
Все удивленно смотрели на Райта и переглядывались между собою.
Хорошо вышколенный лакей быстро подобрал бедную растоптанную розу.
– Откуда он ее взял, в саду нет таких, – сказал он, показывая розу камердинеру Сабо.
– На горе в замке уже есть, вчера привезли, – заметил Миллер.
День тянулся скучно и бесконечно.
Вечером в столовую собралось все оставшееся общество, оно сильно уба– вилось. Все хмурились.
Хозяин, желая развлечь гостей, да и сам отдохнуть от пережитых непри– ятностей, попросил Карла Ивановича дочитать письма.
Карл Иванович заметно поколебался, замялся, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и надел очки.
– Итак, я начинаю, – сказал он.
Альф, между моим последним письмом и сегодняшним прошли только сутки, но в эти сутки я пережил целую жизнь, и она сломала во мне все светлое и дорогое. Личное счастье погибло. А Рита? Чем же она виновата? Нет, с камнем на душе я должен если не быть, то казаться счастливым! Это для Риты.
Но слушай по порядку.
Поручив Риту заботам кормилицы и кузин, сделав распоряжение по хо– зяйству, я отправился в город искать старого доктора.
Искать, собственно, мне не пришлось, так как в гостинице, где я оста– новился, на первый же мой вопрос ответили, что знают, и указали его ад– рес.
– Только напрасно вы к нему поедете, – прибавил коридорный, – доктор давно никого не лечит да и редко кого пускает к себе.
Он чудной. Позвольте, сударь, я лучше проведу вас к другому доктору – Фришу. Он отличный доктор и стоит в нашей гостинице.
Я поблагодарил и отказался от Фриша…
– А почему вы зовете старика чудным? – поинтересовался я.
– Да как же, сударь, все его так зовут. Говорят, он не в своем уме.
Я отправился.
Извозчик свез меня на окраину города, к небольшому деревянному дому. Во дворе меня встретила пожилая женщина и угрюмо сказала, что доктор не лечит и никого не принимает.
Проводите меня к нему, сказал я, и «золотой» пропуск был в ее руке.
Меня тотчас же провели в сени, а затем и в комнаты.
Первая комната ничего из себя не представляла, самая обыденная, ме– щанская обстановка. Но зато следующая была совершенно иного характера.
Это какой-то кабинет алхимика или ученого: темные шкафы, полные книг, банки, реторты, несколько чучел и в конце концов человеческий скелет.
У окна в большом кресле сидел старик. В первую минуту я думал, что ошибся и попал не по адресу. Так трудно было узнать в высохшем, худом человеке когда-то полного и веселого доктора. Он был совершенно лыс и в огромных очках.
Если я, зная к кому иду, с трудом уловил знакомые черты, то он, ко– нечно, совершенно меня не узнал.
– Что вам нужно? Я не практикую, – сказал он резко, вставая с кресла.
Я назвал себя.
Минуту он стоял неподвижно, точно не понимая меня, потом странно вы– тянул шею и спросил – голос его дрожал:
– Кто вы?
Я повторил.
Альф, нужно было видеть его ужас, он побелел, как бумага, очки упали на пол, и он этого даже не заметил. Протянув вперед руки, точно защища– ясь, он бормотал: