В руке у нее бесцветный голубой лотос.
Драгоценные камни ее наряда блестят и переливают, но лучше их блестят черные большие глаза. Это чудные, огромные звезды! Коралловые губки плотно сжаты. Линии лица и тела так чисты, так безукоризненны, так прек– расны!
– Кто ты, прекрасная из прекрасных! Будь ты небожительница или исча– дие ада – мы твои верные рабы. – И под влиянием опьянения становимся на колени.
Чудное видение улыбнулось и, тихо скользя, приблизилось к нам. Белая ручка поднялась, и голубой лотос прикоснулся к левому плечу каждого из нас. В ту же минуту мы потеряли сознание.
Нас привел в себя адский шум, визг, стоны, завывания. Мы лежим свя– занными посреди зала с черными колоннами, и кругом нас беснуются желтые дьяволы. В них мы без труда узнали индийских фанатиков, факиров: нечеса– ные, всклокоченные волосы, испитые лица, тела факиров в клубах черного дыма, они были истинными представителями ада.
– Богиня оскорблена! Жертву, жертву, да льется кровь нечестивцев! – можно было разобрать среди визга и стона.
Нас повлекли куда-то. Наступила полная тьма.
Опять замелькали факелы, и скоро свет их позволил разглядеть другую картину.
Ужас сковал нас! Перед нами страшная богиня Бовами… Сомневаться мы не могли.
Грубо высеченный из темного мрамора истуканженщина. На черной шее у ней ожерелье из белых человеческих черепов; пояс состоит из бахромы ног и рук – тут есть черные, желтые и белые, большие и маленькие, видимо, руки детей и женщин. И все это свежие, не успевшие еще разложиться!
Огромная ступня богини попирает человеческую голову, и в этой голове мы узнаем голову нашего солдатика, якобы унесенного тигром, из изранен– ного тела бегут струйки крови, омывая подножие кровожадного идола. Тело еще содрогается последними судорогами.
– Жертву, жертву, – кричат кругом, и через мгновение мы совершенно обнажены.
Смерть неизбежна.
Но какая смерть! Бесславная, постыдная, у ног омерзительного истука– на, от ножа фанатика!
Судьба.
Мы лежим рядом: я грызу потухшую сигару. Джемми молчит.
К нам подходит высокий худой брамин. На голове золотой обруч, белая одежда в виде хитона подпоясана шнурком, в руках широкий жертвенный нож.
Закрывай глаза.
Вдруг наступает мертвая тишина. Жрец, с высоко поднятой рукой, где зажат страшный нож, откинулся назад, на лице изумление и страх. Еще ми– нуту, и нож со звоном катится на полу.
Жрец, а за ним и все остальные падают на колена с криком: «Избранни– ки, избранники!»
Нас осторожно поднимают, развязывают, завертывают в мягкие шелковые одежды и несут прочь.
Вот мы на ложе из душистых лепестков роз, вокруг носятся волны куре– ний. Музыка сладостно звучит.
Перед нами прежняя красавица, но при блеске огней это не живая женщи– на, а статуя.
Кругом нее целый хоровод прекрасных молодых женщин: это баядерки хра– ма. Ноги и руки украшены браслетами, звон которых мелодично звучит в ушах. Одежда их только из одних тонких цветных покрывал еще больше уси– ливает впечатление наготы.
Они пляшут, они подходят к нам и подают янтарные кубки с питьем. Как вкусно, как освежительно оно! Это напиток богов.
Нас окружают, ласкают, увлекают в танцы. Нам вновь подают вино, дарят поцелуями…
– Господин капитан, господин капитан!
Открываю глаза. Передо мной вестовой.
– Господин капитан, приказ от командира, – и он подает мне пакет.
Не могу опомниться, сажусь.
День. Моя спальня. Вот и гамак Джемса: он спит спокойно. Открываю па– кет: приказ о выступлении через несколько часов.
Наконец соображаю. Сон.
– Джемс, Джемс, выступление, вставайте, пора, – бужу я товарища.
Джемс вскакивает и изумленно смотрит на меня.
– Фу, ты, черт, ведь это сон! – наконец произносит он. – Наверное, сигары вчера были с опиумом, ну и сыграли они со мной шутку!
Я начинаю расспрашивать.
Джемс рассказывает «мой» сон.
И когда в середине я его перебиваю и продолжаю рассказ, он стоит с открытым ртом от удивления и спрашивает, откуда я знаю «его» сон. Дело мало-помалу выясняется; мы видели один и тот же сон до мельчайших под– робностей.
Вопрос: возможно ли это?
Наскоро отдав приказание готовиться к походу, мы бросились осматри– вать стену храма, ища боковой ход. Но стена была совершенно гладкая, не только хода, даже трещины не было.
Осмотрели храм изнутри за колоннами.
– Ну, а ваш кошелек? – вспомнил Джемс.
Ищу в карманах, на столе, всюду: нет. Спросили денщика, и он подал пустой кошелек, поднятый в зале пиршества одним из слуг.
Вскоре забил барабан и пришлось оставить храм, сделавшийся для нас очень интересным.
Капитан Райт замолчал.
– И это все? – спросил кто-то из гостей разочарованно.
– Все или почти все, – ответил Райт.
Только через месяц, купаясь в море, мы увидели с Джемсом друг у друга вот это, – и он, сбросив тужурку, отворотил рукав рубашки.
Все присутствующие увидели на белом плече татуированный рисунок лото– са.
Рисунок безукоризненно изящен и прекрасного голубого цвета.
– Вы нас мистифицируете, капитан? – спросил старый гость.
– Помните условие: не просить объяснений, – отрезал сухо Райт и этим прекратил всякие расспросы.
Весть, сообщенная мне доктором, так страшна и так меня выбила из ко– леи, что я даже забыл, зачем сюда приехал.
Сейчас я опять был у него и вот теперь-то я знаю, что значит ужас, невыносимый ужас. Все прежнее пустяки в сравнении с этими! Но слушай.
Сегодня, придя к старику, я сказал ему первоначальную причину моего приезда сюда, т.е. что невеста моя, Рита, не то что хворает, а бледнеет и скучает.
Он вскочил, как укушенный.
– Твоя невеста хворает, она слабеет, бледнеет; есть у нее рана на шее? – воскричал он.
Ноги у меня подкосились… Я не мог выговорить ни слова…
– Отвечай, есть рана? Как же ты мне сказал что не нашел гробов отца и матери, ты солгал мне ты выпустил «его»! – кричал старик, бешено трясти меня за плечи. Откуда у него сила взялась.