Он написал ей длинное письмо, от всей души стараясь успокоить ее и обещая появиться еще до воскресенья.
Лакей доложил, что обед подан, и принес еще одну депешу: это Бэти, не дождавшись письма, в длинной телеграмме выражала снова свое беспокойство, умоляя его ответить хотя бы несколькими словами, что происходит с ним и с Джо.
А в конце кратко извещала о том, что болен отец.
Зенон написал несколько успокоительных слов, отослал телеграмму и пошел обедать.
Мистрис Трэси, нежно прижимая кошек к широкой груди, стала участливо спрашивать, здоров ли он и что с ним было.
— Я уезжал из города, — коротко ответил он, замечая, что мисс Дэзи сидит уже на своем месте и держит голову Ба на коленях. Зеленые глаза пантеры впивались в него с такой силой, что он смутился.
— Что с тобой случилось? — спросил Джо, садясь рядом с ним.
Он, не отвечая, подал ему депешу Бэти:
— Поеду туда после обеда… напрасно беспокоятся. Поедешь со мной?
— Не знаю…
— Что это за свита вокруг Магатмы?
— Профессора из Итона и различные ученые, — шепнул Джо, указывая незаметно на нескольких стариков, сидевших около Гуру в конце стола. — Будет настоящая платоновская беседа, — прибавил он, подчеркивая слова.
— Да, Валаамова ослица произнесет сейчас новую истину, — с насмешкой заметил Зенон.
— Ты не ответил мне на мой вопрос.
— Но ведь и я не спрашиваю тебя ни о чем… ни о чем!
Его раздражал напряженный взгляд пантеры, и он не мог удержаться от злого тона.
— Спрашивай, я от тебя ничего не скрываю, — мягко ответил Джо, удивленный его неприязненным тоном.
— Мисс Дэзи тоже была с вами?
— Где? Ничего не понимаю, скажи прямо.
— Ну там, на этом кровавом обряде бичевания… Ведь не станешь же ты отрицать… и не скажешь, что позабыл? — тихо, но твердо произнес он, но, увидев в широко открытых глазах Джо глубокое и искреннее изумление, замолчал.
— Даю тебе честное слово, что ты говоришь о чем-то таком, чего я совершенно не знаю.
— Расскажу тебе подробно, когда ты вернешься из дворца Бертелет, а пока скажи, не знаком ли тебе этот почерк? — и он протянул ему таинственную записку.
Джо прочел и долго думал, незаметно бросая на Дэзи проницательный взгляд. Она была сегодня необыкновенно разговорчива, почти весела.
— Мне не знаком этот почерк… Но я подумаю еще об этом, — наконец ответил он, не глядя на Зенона, и тотчас же после обеда незаметно вышел из комнаты, пользуясь тем, что общее внимание было привлечено диспутом, который все громче вели ученые с Магатмой.
— Перейдем в читальный зал, они кричат, как погонщики слонов, — предложила Зенону Дэзи.
Пантера, опустив морду вниз и что-то нюхая, тихо побежала вперед, вскочила в кресло и, свернувшись в клубок, казалось, задремала.
— Отвратительное время в Лондоне, — отозвалась мистрис Трэси, глядя в залитое дождем окно.
— Февраль — везде одинаково холодно, дожди и туман.
— Не везде, мистрис Барнэй! В прошлом году я был в это время далеко на юге и помню, как там было светло и тепло, — возразил Зенон.
— В Италии? — спросила Дэзи, садясь около него.
— Да, в Амальфи за Неаполем. — И он с увлечением стал рассказывать о чудных солнечных днях, о теплых лазоревых морях, усыпанных искрами солнца, о лимонных рощах, зреющих по амфитеатру гор под голубым небом. Он рисовал нежные дали, где по ясному небу и тихому морю несутся красные паруса, как крылья неведомых птиц; описывал острова, подобные прозрачным изумрудам, заливы среди зеленых, покрытых плесенью и плющом скал, как бы вкрапленные в цельные громадные куски бирюзы; старые умершие башни с зелеными ящерицами и снежно-белыми чайками; тихую, сладостную жизнь этих позабытых побережий, где даже смерть никому не страшна, потому что приходит как вечерний сумрак, и смежает усталые от яркого блеска глаза; где нет фабрик, где нет шумных городов, нет хаоса человеческой жизни, грызни из-за каждого куска, где чувствуется истинная радость существования, где в сердцах людей царят добрые божества Греции вместе с Мадонной, вечной хранительницей человеческой доли.
Он говорил долго, совершенно забылся, увлекся, поддался порыву охватившей его внезапно тоски. Он был растроган, голос его притих, и глаза были влажны от слез.
Все слушали не перебивая, уносясь мечтой в чудные видения, а Дэзи, гладя черный лоб пантеры, смотрела на него и как бы сквозь него на те далекие волшебные горизонты; странно-тоскливая улыбка расцвела на ее горячих губах, и синие глаза, как те далекие моря, покрылись солнечной паутиной меланхолии, а по бледному чудному лицу проплывали легкие тени внезапно расцветшей тоски. Мечты, и желания, и страстный немой зов пробуждались в ней, она была как глубокая вода, на поверхности спокойная, но бурная в глубине, и сквозь зеркальную гладь вставали, как призраки, черты таинственного дна.