— Вы так увлекательно рассказываете, что мне захотелось познакомиться с этими чудесами.
— Вам? Но ведь вы видели чудеснейшую сказку нашего мира — Индию!
— Всегда больше влечет то, чего еще не знаешь.
— Но оно может также и разочаровать.
— О нет, я бы на все глядела вашими глазами — глазами поэта, — а под этим углом зрения все кажется чудом и волшебной сказкой.
Слова эти, произнесенные особенным, гипнотизирующим тоном, ошеломили его как невыразимо-сладостный удар; он поднял на нее благодарные, ослепленные глаза, взгляды их встретились и утонули друг в друге, как две сияющие бездны. Вдруг пантера зевнула, спрыгнула на пол и, оскалив страшные зубы, поползла к его ногам.
— Не бойтесь, я за нее ручаюсь.
Ба положила тяжелую голову ему на колени. Он опасливо притронулся к ней — она была без намордника, и красно-зеленый блеск ее глаз будил невольный страх.
Дэзи, шепча какие-то ласковые слова, стала гладить ее по спине и при этом склонилась перед ним так низко, что он почти касался губами ее медных волос. Перед его глазами была белая шея, отделившаяся от воротничка; он охватил ее взглядом, желая найти следы бичевания, но пантера грозно зарычала, и Дэзи, быстро выпрямившись, поймала направление ее глаз.
— Тише, Ба!.. Она все знает, все предчувствует и готова мстить за каждую обиду, причиненную мне, — произнесла Дэзи с ледяной улыбкой, пронзая его дикими, острыми как нож глазами.
Зенон не понял слов, но почувствовал, что они относятся к нему и грозят ему.
Он невольно встал, глубоко задетый этим.
— Мисс Дэзи, я вас не обидел ни единым словом, — покорно шепнул он.
— Бывают взгляды более оскорбительные, чем самые грубые слова.
— Разве те, которые обнажают старательно скрываемые тайны, — добавил он еще тише.
— Или те, которые, как гады, оскорбляют грязным прикосновением.
— Это ко мне относится, ко мне! — произнес он строго.
— У вас в глазах молнии, — сказала она с прежней улыбкой.
— Больше всего ранит и оскорбляет несправедливость.
— Несправедливость невольная, которая превращается в просьбу о прощении, — говорила она тихо и ласково.
Буря миновала, но прежнее свободное, веселое настроение уже не вернулось.
Они сидели молча, даже мистрис Трэси не знала, о чем говорить.
Зенон вышел из комнаты, воспользовавшись тем, что профессора во главе с Магатмой переходили в библиотеку, крича и ссорясь уже не на шутку.
Джо до сих пор не вернулся из дворца Бертелет. Было еще довольно рано, около десяти часов, но Зенону совсем не хотелось туда ехать, он чувствовал необыкновенную усталость, и эта последняя сцена с Дэзи окончательно расстроила его.
Думая о ее странном, неуравновешенном поведении, то ледяном равнодушии по отношению к нему, то об ее ласково-вызывающих взглядах, за которыми таилось, может быть, еще нечто большее, он терялся в догадках, не в силах понять ее.
Он не стал зажигать свет, без сил упал в первое попавшееся ему кресло и, глядя в мутную серую ночь, сквозь которую просачивались золотистым блеском уличные фонари, задумался, следя глазами за тенью черных деревьев, сонно скользившей по оконным стеклам.
«А все-таки она была там», — думал он, снова видя ее перед собой всю в рубцах, обвивавших ее тело, как целый рой кровавых ужей.
«Она была там, была!» — повторял он, мысленно наслаждаясь ее красотой, бесстыдством ее наготы, как бы мстя ей за что-то и в то же время чувствуя себя ближе к ней на одну похищенную тайну.
— Медиум для бичеваний! — шепнул он с ядовитым презрением и вдруг вскочил: входная дверь хлопнула и сразу засветились все люстры.
Он удивленно огляделся: дверь была заперта и в комнате никого не было, только на письменном столе белела развернутая железнодорожная карта; некоторые пункты на ней были подчеркнуты толстым красным карандашом, а рядом лежал путеводитель по Италии, открытый на Амальфи, также размеченный во многих местах.
Зенон смотрел на это с напряженным любопытством, не понимая, кто и когда мог это сделать. Кто-то только что сейчас находился здесь… может быть, еще был здесь… Тяжелые портьеры колебались последним затихающим движением, как будто только что прошел кто-то… в другой комнате скрипнул паркет… стукнул отодвигаемый стул… кто-то точно был там, кто-то шел из комнаты в комнату… ясно был слышен шорох тихих шагов.