Второй «не-мертвый» — это Мария Дракула, женщина в белом с золотистыми волосами и ненюфарами, мертвыми розами; гроб ее в склепе, под статуей; теперь он в склепе под капеллой, и его нам может указать Смит.
Третий «не-мертвый» — это Рита, итальянка, портрет ее в галерее фамильных портретов; она брюнетка, в голубом платье, с розами; гроб ее пустой мы нашли в капелле, и он спущен в склеп. Место его также известно Смиту.
Других «не-мертвых» мы пока не знаем и будем надеяться, что их больше нет.
Теперь самое трудное: что делать?
Мы можем действовать только на закате и на восходе солнца, т. е. в часы вампирического сна наших врагов, во время их бессилия.
Кроме времени, мы еще стеснены тем, что должны действовать тихо, секретно, чтобы не всполошить и не напугать замковых слуг.
Завтра, после званого завтрака, отпустив большую часть слуг на праздник в деревню, мы спустимся в склеп и займемся гробами Марии и Риты.
Старого Дракулу нам придется выследить, а для этого мы поставим очередное дежурство по два человека.
Дежурные целую ночь должны провести в склепе не смыкая глаз.
На первое дежурство вызывается капитан Райт, ну, конечно, и я с ним, — кончил Джемс.
— Согласен, — сказал Гарри, — второе дежурство — мне. Надеюсь, что Карл Иванович, как человек старый, от дежурства будет освобожден.
XVIII
На другой день торжественное богослужение и званый завтрак прошли своим порядком; гости наугощались вволю, без конца пили за здоровье хозяина и его друзей.
А когда Гарри объявил о своих пожертвованиях, то восторгу не было пределов. Гарри, да и все участники предполагаемой вечерней экспедиции ничего не пили; они понимали, что надо иметь свежую голову и спокойные нервы.
Не первый раз в жизни шли они на опасность. Перед закатом солнца они под предводительством Джемса спустились по внутренней лестнице капеллы в склеп. Заранее было решено начать с гроба Риты, как уже находящегося в их распоряжении.
Смит отомкнул железную дверь: с неприятным скрипом, точно со стоном, она открылась; оттуда пахнуло сыростью, запахом тления и могилы. Темно. Пришлось зажечь взятые с собой фонари. Они тускло мерцали, конечно, от недостатка чистого воздуха…
Все это было вполне естественно, и тем не менее всем было как-то не по себе. Пробирала нервная дрожь. Чем ниже спускались в склеп, тем запах разложения чувствовался сильнее, свет фонарей плохо побеждал окружающий мрак.
Запинаясь и спотыкаясь о гробы и пьедесталы памятников, друзья тихо продвигались к той стене, у которой, по указанию Смита, был поставлен пустой гроб из капеллы.
Вот и он. Белая парчовая обивка от сырости потемнела и поблекла. Гроб осторожно отодвинули от стены, и все его окружили. Джемс вооружился осиновым колом, а Райт — тяжелым молотком, чтобы ударить по этому колу. Смит приготовился снять крышку, все остальные светили фонарями, и на груди у каждого блестел знак пентаграммы.
Все готово. Доктор смотрит на часы и при общем мертвом молчании объявляет:
— Час заката.
Крышка поднята.
Всем в головы ударил ужасный трупный запах, но… но… но гроб пуст! Пуст. Присутствующие окаменели; они ожидали всего что угодно, но только не этого!..
Джемс оправился первым: взяв фонарь, он начал внимательно осматривать внутренность гроба.
Белая атласная подушка еще сохраняла след головы человека; кружева были помяты и кое-где запачканы свежей кровью.
— Нет сомнения, Она недавно была здесь, — заметил он, — а раз Она посещает это место, мы рано или поздно поймаем Ее, — счел он нужным ободрить товарищей. — Теперь дальше, Смит, где гробы графа и графини?
Недавно в нише стояли оба гроба один над другим. Достали один из них. Теперь возник вопрос: который гроб принадлежит графу, который — графине?
Смит откровенно признался, что не знает, не помнит, который был в нижней нише нового склепа.
— Делать нечего, откроем сперва тот, который уже вынули, — распорядился Джемс.
Пришлось повозиться; наконец крышку отвинтили, сняли.
В гробу лежал мертвец, закрытый какой-то материей. При первой попытке снять ее она рассыпалась прахом.
И глазам всех предстала тяжелая картина человеческого разрушения: из-под шапки седых волос глядели пустые впадины глаз; зубы оскалились, и нижняя челюсть свалилась набок; костяшки рук рассыпались; часть их лежала на груди, часть скатилась вниз.
Костяк кое-где был прикрыт лоскутьями одежды.
Судя по стриженым волосам, это был, несомненно, мужчина.
Граф Фредерик.
Все сняли шляпы и перекрестились.
— Спи с миром! — сказал Джемс, закрывая крышку.
— Скорее, скорее, другой гроб, — сказал доктор, — время проходит, и Она тоже может улизнуть от нас.
Достали второй гроб, спеша, отвернули винты и сняли крышку.
Крик негодования вырвался у всех: и этот гроб был пустой.
В тот же момент по склепу прокатился взрыв злобного хохота.
Все тревожно переглянулись: эхом это не могло быть.
Прежде чем кто-либо успел открыть рот, по склепу пронесся вихрь, захлопали крылья, пламя фонарей заметалось… что-то завыло… застонало…
Все как-то помимо воли бросились к лестнице в капеллу; вслед беглецам вновь раздался злобный, торжествующий хохот.
Только вверху, в зале, товарищи пришли в себя.
— Уф, — прохрипел доктор.
Смит, этот храбрец, был белее полотна; у Карла Ивановича дрожала челюсть; Гарри грыз свою сигару, а Райт крикнул:
— Рому и стаканы.
На Джемса жалко было смотреть: до того поразила его неудача. Он осунулся, точно похудел и постарел в эти несколько часов.
За первой бутылкой рома последовала вторая и третья.
Слуги с удивлением посматривали на господ: бледные, молчат, пьют.
Райт, вечно спокойный, невозмутимый, ударил кулаком по столу и вскричал:
— А я его выслежу; нам двоим на свете не жить! «Немертвый», «не-мертвый». Я ему покажу, какие бывают мертвые.
Райт расходился и хотел тотчас же снова спуститься в склеп.
С большим трудом Джемс уговорил его идти спать.
XIX
Назавтра, с самого утра, в замке начался переполох.
Караульные требовали от Смита расчета, говоря, что служить в доме, где водится чертовщина, они не могут… Покойники в склепе всю ночь хохотали, визжали, шумели…
Рассказы караульных начали волновать и другую прислугу.
Смит, конечно, объявил, что караульные были пьяны после гулянки на деревне, и тотчас же их рассчитал.
На деревне опять было два покойника; но так как оба были заклятые пьяницы, то молва решила, что они опились дарового угощения. Зато в замке на господ эти смерти произвели тяжелое впечатление.
Целый день Карл Иванович и Джемс читали и толковали непонятные места в старой книге «о ламиях», призывали на помощь доктора… но дело вперед шло плохо. Райт стоял на одном, что он пойдет в склеп караулить; Джемс не допускал мысли отстать от него.
Карл Иванович тщательно осмотрел, крепки ли цепи пентаграммы, и, несмотря на воркотню Райта, набил его и Джемса карманы чесноком; даже на шляпы прикрепил по пучку этих белых вонючих цветов.
На закате солнца Райт и Джемс начали спускаться в склеп, с тяжелым чувством провожали их товарищи.
В склепе по-прежнему было темно и сыро… Освещая себе путь фонарями, Джемс и Райт дошли до противоположной стены, где была дверь из склепа в сад. Они расположились по обе стороны так, чтобы видеть друг друга.
Райт поставил свой фонарь на перекладину большого черного креста, а сам сел к его подножию. Джемс предпочел поставить свой фонарь на могильную плиту, рядом с собой. Он рассуждал так: обопрешься о крест, будет удобнее сидеть — ну, против воли и задремлешь. Да и фонарь, на всякий случай, иметь под рукой не мешает. Положим, у меня еще есть карманный потайной фонарь, ну, а все же лучше.