— Кифен Вальдернеский, — торжественно начал Доллир, — ты много видел, стал позором и гордостью клана, нашим благословением и спасением. Ты больше, чем кто-либо другой здесь заслуживаешь место главы рода и титул. — глазами велел принести чашу, — Сегодня твой праздник, и как мы когда-то приняли тебя своей семьей, признали частью клана, признай и ты нас частью своей семьи. — глава совета передал в руки Степана пустую серебряную чащу и кинжал, — Ты стал с нами одной кровью. Теперь наш черед.
Доллир сжал лезвие кинжала, который держал Кифен, и порезал ладонь.
— Пусть не претят тебе наши традиции, пусть глаза твои всегда будут широко отрыты, чтоб видеть истину, а сердце велико, чтоб найти сострадание к каждому страждущему и к нам, твоей порочной семье. Не стыдись нас. — поднес руку к бокалу, глядя, как медленно стекает кровь, — Одна плоть, одна кровь, одно горе на всех, одно счастье. Люби род свой, почитай тех, кто не отвернулся от тебя, когда ты пал, цени, что имеешь, и благодари Бога, что не дано больше. — наставил Доллир, — А мы поддержим тебя во всем и станем твоей опорой и надеждой. С этого дня ты не один.
И Степан ломано улыбнулся. Теперь, когда у него не было иллюзий, слова главы совета звучали больше как приговор. Но попаданец пообещал себе, что ради Маниэр полюбит и клан, примет всех тех, кто дорог ей. Станет частью ее семьи, частью ее жизни.
— Не разочаруйте меня. — попросил он, провожая Доллира взглядом до его места. И вслед за главой совета потянулась длинная вереница старейшин.
Степана на миг одолела брезгливость — пить кровь стольких вампиров, да и вряд ли кто-то из них мыл руки перед ритуалом… Но лучше уж так, чем убивать. Что ж, отныне и до конца дней он — один из них. Вальдернеский. И больше он не имеет права отречься от этого имени.
Последним в очереди был старейшина Асмаэль — самый старый вампир клана, Степан отстраненно подметил, что старик и сегодня едва ли держался на ногах, сипло дышал и большими впалыми глазами смотрел на кинжал, слабо сжимая лезвие ослабшей дряблой рукой.
Растерянно разжал ладонь, на которой осталась тонкая, едва заметная царапина, и со смесью извинения и страха посмотрел на Степана.
— Прости старого, совсем сил нет. — хрипло произнес Асмаэль. Попаданец поджал губы, у него уже рука затекла бокал держать.
Да и что ответить в этой ситуации Степан не знал — предложить, мол, давайте я сам вам ладонь порежу, или просто пропустить старика? Вряд ли так уж важно, чтоб каждый своей кровью в общую чашу накапал. Собственно, человечность боролась с зачатками вампирьего менталитета, вынуждая Степана на короткий миг испытать муки совести, самоосуждение и глухое раздражение на всю нелепость ситуации.
Он чуть повернул голову, встречаясь взглядом с Доллиром. Глава совета, как умел только он, одобрительно прикрыл глаза, позволяя Степану отпустить Асмаэля. Попаданец в очередной раз подивился удивительному таланту главы старейшин выражать мысли так четко и ясно при помощи скудной мимики.
— Идите. — полушепотом произнес Степан, убрав кинжал и наблюдая, как ветхий вампир медленно ковыляет к своему месту. Когда старик сел, тяжело дыша и разрушая тишину зала своей громкой одышкой, Доллир дал знак продолжать.
Степан взял бокал в другую руку, разминая затекшие пальца правой, и выдохнул. Как же он ненавидел эту показушную торжественность и публичность, но ничего не поделаешь, на этот раз он дает магическую клятву, а не просто произносит красивые слова.
Когда под ногами засветился магический круг, попаданец поднял бокал над головой и разорвал тишину.
— С этого дня, и до последнего своего вдоха я навсегда останусь Вальдернеским. Клянусь заботиться о клане и служить ему, быть верным вам, покуда вы верны мне. Не предавать вас, пока вы не предадите меня, и что бы не случилось, не отворачиваться от вампиров. Клянусь стать графом, достойным фамилии Вальдернеского, графом, который накормит и защитит свой народ. Клянусь с мужеством и храбростью смотреть в завтра, сохранить наследие предков и дать достойное будущее потомкам! Клянусь почитать клан, как родную семью, и защищать честное имя клана перед другими.
— Мы принимаем твою клятву, с этого момента и до конца, чтобы не говорили сильные мира сего, чтобы не твердили короли и герцоги, покуда Бог позволяет твоему сердцу биться, ты глава рода и наш граф. С титулом или без. Куда бы ты ни пошел, мы пойдем за тобой, что бы ты ни приказал, исполним. А ты никогда не предай нашу верность. — печать под ногами Доллира потухла, на этот раз вспыхивая под каждым старейшиной.