Но женщина не поприветствовала ее. И не села. Она смотрела на Джеймса огромными от худобы, страшными черными глазами. Джеймс дернулся — его раздражал этот взгляд.
— Не узнаешь меня, Джейми? Не удивительно. Я изменилась. Но это все еще я, — мягко сказала женщина.
Джеймс снова дернулся, словно сквозь его тело прошел разряд тока. Вскочил и нервно, заикаясь заговорил:
— Что… что вам угодно?
Он снова вытащил бумажник. И тут же уронил его: так дрожали руки. Один из спаниелей подхватил бумажник и подал хозяину.
— Не беспокойся, Джейми, денег мне не надо. Я справлюсь. Раз выжила — теперь справлюсь с чем угодно. Я пришла к тебе только узнать… Не знаешь ли ты что-нибудь… хоть что-нибудь о Лизелотте? И о Мойше. То есть, о Михеле.
— Я не знаю! Я вас не знаю! — испуганно залепетал Джеймс.
— О, Боже… Вы — Эстер? Да? Вы — Эстер? — прошептала леди Констанс.
— Да. Я — Эстер. Эстер Гржимек. Бывшая Эстер Фишер.
— Присядьте, прошу вас! — почти взмолилась леди Констанс. — И ваша девочка устала…
В дверях снова возник дворецкий. Он нес поднос с двумя чашками и чайничком со свежей заваркой.
— Спасибо, — сказала Эстер, скидывая мешок на пол и на удивление грациозно опускаясь в кресло. Девочку она посадила к себе на колени.
— Как ее зовут? — спросил вдруг Джеймс.
— Златка. Так ты знаешь что-нибудь о Лизелотте или я зря отнимаю у нас у всех время?
— Я… Я знаю… Но не могу! Не могу тебе сказать! — истерически выкрикнул Джеймс.
Эстер удивленно приподняла левую бровь и надула губки. Это была такая знакомая гримаска, что Джеймс поперхнулся и закашлялся. Бледное солнце пробивалось сквозь стекла и падало на ее изможденное лицо. Да, солнце касалось ее лица… А значит — она не была вампиром. Она не восстала из мертвых. Она просто не умирала!
— Почему ты не можешь сказать? Это какая-то государственная тайна? Связано с ее дедом, да? Но, как я поняла, старый ублюдок подох еще в сорок третьем, — спокойно заметила Эстер, принимая из рук леди Констанс тарелочку с двумя пирожными.
Она принялась кормить дочку с ложечки. Малышка Злата ела аккуратно и нежадно. Леди Констанс не отрывала от нее умиленного взгляда.
— Лизелотта хотя бы жива? Ну, что ты молчишь? Надеюсь, ты интересовался ее судьбой? Знаешь, я много лет мечтала надавать тебе по ушам за то, как ты с ней тогда поступил. Но, видно, не судьба сбыться этому. Руки вот заняты. Да и нехорошо так вульгарно вести себя в таком милом доме.
Глаза Джеймса вылезли из орбит. О, да, это была Эстер! Пережитые страдания ничуть не изменили ее темперамент. И не оказали влияния на ее лексику.
— Хотите еще пирожное? — высоким от напряжения голосом спросила леди Констанс.
— Да, спасибо. Извините, что вам приходится выслушивать такие… Такие речи. Но мы с вашим супругом очень давние знакомые. И я знаю, что иначе мне его не растормошить.
— Боюсь, вам и так не удастся его растормошить, — ласково улыбнулась леди Констанс.
— Неужели? А раньше помогало, — сокрушенно вздохнула Эстер.
— Даже если вы надаете ему по ушам, все равно… Он только еще глубже уйдет в себя. Будет молчать неделю. Так что давайте я расскажу вам все, что знаю. Хотя в подробности меня не посвящали, но… В общем, ваша подруга погибла. Незадолго до смерти ее деда.
Эстер сникла. Но лицо ее не дрогнуло и не единой слезы не появилось в глазах.
— А Мойше? — все тем же ровным тоном спросила она. — Его, конечно, сразу же отправили в Аушвиц?
— Нет, нет! — ужаснулась леди Констанс. — Мой муж со своим американским другом были там, исполняли миссию… Только это военная тайна… Джеймс получил там душевную травму и стал еще хуже, чем был… Но им удалось спасти мальчика! Двоих мальчиков и девушку. Майкла, еще одного русского мальчика и немку. Американец, Гарри Карди… Вам его бы следовало обо всем расспросить! Он — не такой, как Джеймс. Он наверняка расскажет.
— А Мойше? Где он? — хрипло спросила Эстер.
— Он здесь. Мы усыновили его, — растерянно и как-то виновато пробормотала леди Констанс.
— Он… здесь?
— Да, я сейчас позову!
Леди Констанс вскочила и нажала на кнопку звонка. Явился дворецкий.
— Смит, приведите Майкла! Это срочно, пусть оторвется от уроков! — и снова повернулась к Эстер. — Знаете, миссис Гржимек, он так любит учиться! Он такой смышленый!
— А как ты стала миссис Гржимек? — вдруг спросил Джеймс. — И где Аарон? Где папа с мамой?
— Папу и маму Аарон отравил, когда стало известно о ликвидации гетто, — грустно, но спокойно сообщила Эстер. — Он хотел, чтобы они умерли спокойно. И правильно поступил. Хорошо, что они не видели всего этого кошмара. Аарона убили при ликвидации. Он подрался с одним из охранников-поляков, пытаясь отвлечь внимание от ребенка, который пролез под проволокой и дал деру. Надеюсь, ребенок спасся. Аарона все равно бы убили, но так… В его смерти есть хотя бы смысл. Мне удалось бежать по дороге в лагерь. Нас везли в вагонах для скота, там щели в полу. Я выломала еще две доски. И прыгнула. Решила, что лучше умереть так, но не идти на бойню, как овечка. И, знаете, больше никто не прыгнул. Полный вагон женщин — а прыгнула только я. Сломала руку. И еще в меня стрелял немец из последнего вагона. Ранил. Но мне удалось дойти до леса. Там меня нашли польские мальчишки. Отвели к ксендзу. Он прятал евреев и русских солдат, бежавших из плена. Потом… Долгая история. В общем, оказалась в Чехии. Там меня прятал один крестьянин. Он был хороший человек. Старик, но ему хватало сил на то, чтобы содержать хорошее хозяйство, ферму со всякой скотиной. Жил один. Слыл злющим стариканом, к нему никто не ходил. Потому и смог меня скрывать все годы. Он даже работать меня не заставлял! Я только стирала, шила, еду готовила. Ну, и спала с ним, конечно. Я родила ему Златку. После освобождения мы поженились. А потом русские забрали у него коров. Он пошел выяснять у их командира… Ничего не добился. Вернулся домой и умер. Сердце.