А как одуряюще-сильно благоухали в ту ночь цветы! Лизе-Лотте показалось, что она может различить в этом ночном букете каждый аромат, вычленить и определить каждую травинку... Она не знала их названий - но действительно чувствовала каждое растение в саду, в лесу и на далеком лугу.
Стрекотали сверчки. Посвистывали ночные птицы. Что-то шуршало в траве... Слух Лизе-Лотты тоже удивительным образом обострился!
Она замерла, с наслаждением любуясь звездной радугой, слушая симфонию ночных звуков, вдыхая аромат ночного воздуха... И только сейчас поняла, что не дышит. Уже давно не дышит. Она даже разучилась дышать так, как дышала раньше - четь ли не каждый миг совершая вдох или выдох... Теперь она вдыхала и выдыхала, чтобы почувствовать запахи. И только. Но это ничуть не огорчило и не напугало ее. В этом была даже некая приятность. Как и в том, что сердце ее не билось и шум крови в ушах не заглушал другие звуки... Стук десятков сердец, укрытых за замковыми стенами!
Лизе-Лотта облизнула выступившие клыки и пошла в направлении самого близкого стука.
Это был солдат. Молодой, сильный мужчина с некрасивым и грубым лицом типичного немецкого крестьянина. От него пахло оружейной смазкой и ваксой, которой он начищал свои сапоги. Слегка - но мерзко - пахло потом. И горячим гуляшем, который он съел на ужин. И еще от него пахло кровью... Горячей, молодой кровью, так сильно пульсировавшей под его грубой, обветренной кожей!
Лизе-Лотта еще раз облизнула выступившие клыки. Как ей напасть на него? Он выглядит таким сильным... Но она уже знала, что вампир - даже такой хрупкий, как она, - сильнее любого человека. Броситься ему на спину и впиться в шею? Он не сможет отцепить ее, если она присосется... Но, возможно, он будет кричать. Или отбиваться - и тогда шум привлечет других. А если их будет много... Кто знает, возможно, они сообща могут причинить ей какой-либо вред? Лизе-Лотта не знала точно, могут ли люди убивать вампиров. Но проверять на собственном опыте не хотелось. Однако голод, ледяными струйками растекавшийся по телу, буквально выжигал ее изнутри! И лишал последних остатков рассудительности. Она должна попробовать крови этого солдата... Должна высосать его, как сочный, созревший плод! Если она прямо сейчас же не погрузит клыки в его шею - она умрет, умрет по-настоящему, сгорит в холодном пламени, так терзающем ее!
И тут ей вспомнился смех Раду - его таинственный беззвучный смех.
И слова: "Поставь его на колени. Просто мысленно прикажи - и все..."
Пристально глядя в спину солдату, Лизе-Лотта собрала все силы - и приказала!
Такого эффекта она не ожидала...
Солдат дернулся, словно от удара током. Затем выпрямился, напрягся, как натянутая струна. Медленно повернулся. Медленно опустился на колени. И запрокинул голову, открывая горло... Глаза его были пусты и бессмысленны как у того, другого солдата, которого Раду приводил к ней в подземелье!
Лизе-Лотта неспеша подошла к нему. Провела ладонью по рыжеватым волосам, по шершавой коже щеки. Постояла, наслаждаясь своею властью, жадно впитывая аромат его крови, ставший прямо-таки одуряющим. Серебро цепочки пронзительно сверкало на его шее. "Сними серебро!" - беззвучно скомандовала ему Лизе-Лотта. Он покорился - торопливо сорвал цепочку с шеи, с запястий... И тогда она склонилась к нему и вгрызлась в артерию!
Кровь горячей струей ударила в небо, заполнила горло, потекла внутрь, туда, к источнику холода, согревая ее...
Лизе-Лотта сосала кровь долго, погрузившись в блаженное полузабытье, из которого ее вывел синкопический стук сердца.
Это был тревожный звук - и Лизе-Лотта отпрянула.
Посмотрела в лицо солдату: он был бледен - смертельно-бледен! - глаза закатились...
Лизе-Лотта снова склонилась к его шее. Ранки кровоточили. Как там учил ее Раду? Лизнуть их, чтобы они затянулись...
Лизе-Лотта расхохоталась.
А потом впилась в шею солдата - и рванула... Она рвала и грызла его шею, как зверь. Кровь стекала ей на обнаженную грудь, на платье, на руки. Она купалась в крови и упивалась кровью. Жаль, в нем осталось не так-то много. Выпустив тело солдата, тяжело и бесформенно рухнувшее на пол, Лизе-Лотта провела по лицу окровавленными ладонями, чувствуя, как кровь впитывается через поры кожи. Это было даже приятнее, чем просто сосать ее! Жаль только - такое красивое платье оказалось безнадежно испорченным.
Но она чуть было не забыла о цели своего визита в эту часть замка.
Лизе-Лотта поднялась с колен и почувствовала, что сейчас в ее теле столько силы и легкости, что пожелай она - вспорхнет и полетит. Она действительно чуть-чуть приподнялась над ковром, повисла в воздухе... Почти как в детстве, во сне! И как же сладостны были эти сны, когда ей казалось, что она летает! Но сейчас ей не нужно было даже махать руками, чтобы лететь. Только напрячь все силы и почувствовать направление... А направление она знала.
Лизе-Лотта парила по коридорам замка.
Она направлялась к своему врагу.
У его двери на страже стояли два солдата. Но Лизе-Лотта уже знала, что ей надо делать: она приказала - и они заснули. Оба. Заснули стоя, сжимая в руках автоматы. С полуоткрытыми глазами. Сейчас они ничего не видят и ничего не слышат, они абсолютно беззащитны. Лизе-Лотта замерла рядом с ними, переводя взгляд с одного молодого лица на другое. Она чувствовала запах их крови. Но, к сожалению, она уже насытилась. Так что - в другой раз... Когда она будет по-настоящему голодна. А сейчас то, что осталось от ее голода, этот легкий холодок под сердцем - он принадлежит ее врагу! Сегодня она поделится с ним своим голодом... Сегодня, сейчас! Лизе-Лотта замерла у двери, вслушиваясь, как он дышит, как ровно стучит его сердце. Правда, в комнате дышал и стучал сердцем еще кто-то... Но это было уже не важно.
Дверь не была заперта. К счастью - потому что Лизе-Лотта чувствовала: перед запертой дверью ее власть кончается. А так - она продолжала наслаждаться своей властью.
Белокурый юноша спал, разметавшись на постели. На лбу, на верхней губе и на открытой груди у него сверкали бисеринки пота. Светлые волосы слиплись. На висках уже засохли дорожки от слез. Веки мелко дрожали - он видел сон... Должно быть, не очень хороший сон. Еще одна слеза выкатилась из уголка глаза и сбежала по виску.